Царь Каменных Врат - Дэвид Геммел Страница 42

— Больше того — ты легенда.

— Легендой стать нетрудно, Тенака, — трудно жить с этим.

— Можешь ли ты предсказывать будущее?

— Отчасти.

— Добьюсь ли я... добьемся ли мы с друзьями успеха?

— Не спрашивай меня. Как бы я того ни желал, я не могу изменить твою судьбу. Это твой путь, Тенака,

и ты должен пройти его до конца как мужчина. Для этого ты и рожден.

— Я понял тебя, повелитель. Мне не следовало спрашивать об этом.

— Спрос не беда, — улыбнулся Ульрик. — Теперь закрой глаза — тебе пора вернуться в мир живых.

Тенака проснулся. Была ночь, но его костер пылал все так же жарко, а сам он был укрыт одеялом. Тенака со стоном повернулся на бок и приподнялся на локте. По ту сторону костра сидел Ананаис в блестящей при свете пламени маске.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил гигант.

— Хорошо. Отдых — как раз то, в чем я нуждался.

— Боль прошла?

— Да. Принес ты какой-нибудь еды?

— Конечно. И напугал же ты меня недавно. Побелел как смерть, и пульс почти не бился.

— Теперь все хорошо.

Тенака сел, и Ананаис бросил ему полотняный мешочек с вяленым мясом и сушеными фруктами. Они молча поели. Водопад сверкал при луне словно алмазы на черном бархате. Наконец Ананаис сказал:

— Четыреста легионеров согласились примкнуть к нам. Декадо говорит, они не обманут — его монахи будто бы прочли их мысли и отвели только троих. Двести решили вернуться к Цеске.

Тенака протер глаза.

— И что же?

— О чем ты?

— Что случилось с теми, кто решил вернуться?

— Я отпустил их.

— Ани, друг мой, я снова здесь. Все в порядке. Говори же.

— Я приказал перебить их в устье долины. Это было необходимо, иначе они рассказали бы о том, сколько нас тут.

— Это и так известно, Ани: Храмовники наблюдают за нами.

— Пускай — зато в недалеком будущем к нам явится на двести человек меньше.

Снова настало молчание. Ананаис приподнял маску и осторожно потрогал воспаленный шрам.

— Да сними ты ее, — сказал Тенака. — Пусть кожа проветрится.

Ананаис, помедлив, вздохнул и снял маску. В красном отблеске огня он казался каким-то страшным демоном. Голубые глаза впились в Тенаку, словно отыскивая у него на лице какие-нибудь признаки отвращения.

— Расскажи мне о сражении, как ты его видел, — сказал Тенака.

— Все шло как задумано. Я остался доволен людьми Райван, а ее сын Лейк — просто находка. Черный тоже дрался хорошо. Он превосходный воин. Будь у меня год, я создал бы из этих скодийцев новый «Дракон».

— Но у нас нет года, Ани.

— Я знаю. От силы месяца два.

— Больше нам таким способом не победить, Ани.

— У тебя есть какой-то план?

— Есть, только тебе он не понравится.

— Если в итоге нам светит победа, мне что угодно понравится, — заверил Ананаис. — Ну, так что же?

— Я хочу привести сюда надиров.

— Ты прав — мне это не нравится. Честно говоря, твой план смердит, как тухлое мясо. Если Цеска плох, то надиры еще хуже. Боги, приятель, — с Цеской мы по крайней мере остаемся дренаями. Рехнулся ты, что ли?

— Это все, что нам остается, мой друг. У нас здесь около тысячи человек. Скодию нам такими силами не удержать — нас сомнут при первой же атаке.

— Послушай меня, Тани! Ты знаешь, я никогда не ставил тебе в вину твое происхождение. И любил тебя крепче, чем брата. Но надиров я ненавижу больше всего на свете, и в этом я не одинок. Никто здесь не станет сражаться бок о бок с ними. Ну, положим, приведешь ты их сюда — что будет потом, когда мы победим? Они что, тихо-мирно отправятся к себе домой? Дренайская армия будет разбита, хозяевами страны останутся они — и мы окажемся перед лицом новой кровавой войны.

— Я на это смотрю по-другому.

— И каким манером ты хочешь провести их сюда? Через горы дорог нет, даже сатулийские перевалы тут не помогут. У всякой армии, идущей с севера, есть только один путь — через Дельнох, и даже сам Ульрик не сумел войти в его ворота.

— Я попросил Муху взять Дрос-Дельнох.

— Нет, Тани, ты и правда рехнулся! Это хлыщ и трус, ни разу не бывавший в бою. Когда мы спасали ту селянку, он лежал, зарывшись носом в траву. Когда мы встретили Басурмана, он остался с женщинами. Когда мы обсуждали вчерашнее сражение, он трясся как осиновый лист, и ты велел ему сидеть в городе. И он-то должен взять Дельнох?

Тенака подбавил дров в огонь и сбросил с плеч одеяло.

— Я все это знаю, Ани. Но ничего невозможного тут нет. Муха похож на своего предка, Бронзового Князя. Он сомневается в себе и всего боится. Но за этими его страхами, если разобраться, скрывается прекрасный человек — отважный и благородный. Да и ума ему не занимать.

— Значит, нам остается надеяться только на него?

— Нет. На мое суждение о нем.

— Не играй ты словами. Это одно и то же.

— Мне нужно, чтобы ты был со мной, Ананаис.

— А почему бы, собственно, и нет? Двум смертям не бывать, одной не миновать. Я с тобой, Тани. Что это за жизнь, если человек не может рассчитывать на своих друзей, когда сходит с ума?

— Спасибо тебе, Ани, — я говорю это от всего сердца.

— Знаю. Ох и устал же я — как собака. Надо поспать немного.

Ананаис лег, подложив под голову плащ. Ночной ветерок приятно холодил его искромсанное лицо. Ананаис устал — он не помнил, чтобы когда-нибудь прежде чувствовал такую усталость. Это от безысходности. План Тенаки ужасен, но другого выхода нет. Цеска держит страну когтями своих полулюдов, и победа надиров может в случае удачи избавить народ от его гнета. Но Ананаис не верил в удачу.

С завтрашнего дня он начнет гонять своих воинов так, как им и не снилось. Они будут бегать, пока не упадут, и драться, пока руки не отнимутся. Он сделает из них войско, способное противостоять не только полчищам Цески. Если судьба будет милостива и это войско уцелеет, ему предстоит сразиться с новым врагом.

С надирами Тенаки-хана.

Тела убитых сложили в наспех вырытый ров, забросав землей и камнями. Райван прочла молитву, и живые преклонили колени перед большой могилой, шепотом прощаясь с мертвыми — друзьями, братьями, отцами и родичами.

После похорон Тридцать ушли в холмы, оставив Декадо с Райван и ее сыновьями. Он не сразу заметил их отсутствие.

Он удалился от костра и пошел искать их, но долина была обширна, и скоро он понял, что дело это пропащее. Луна стояла уже высоко, когда он пришел к заключению, что они покинули его намеренно и не желают, чтобы их нашли.