Золотая ладья нибелунгов - Ирина Измайлова Страница 42

Германец пожал плечами.

— Мы же с самого начала знали, что плывём в гости ко злу, правда? И если бы я хотел заманить в западню людей, которые это заранее знают, то уж никак не готовил бы им в пути что-то необычное. Тихая погода на этом озере почти никогда не бывает, и раз сейчас здесь так тихо, то мы все уже насторожились, уже чего-то ждём. Для западни как раз надо, чтоб всё было, как всегда, не удивляло, не тревожило. Люди бы успокоились, не волновались, вот тут и бери их врасплох. А главное: каким это образом нибелунги, никсы ^[65], водяные духи или кто угодно ещё могли бы устроить нам такой штилле?

— Ну как каким образом? — встрял с интересом слушавший их Лука. — Они ж — демоны морские. Тут их владения. Вот они и творят с водами, что хотят.

— Прости меня, Ти-мо-фе-ич! — искренне повинился германец. — У тебя — шнурок на шее, откуда я знаю, что на нём? Ты при мне не раздевался... Я подумал, что ты тоже христианин.

— Я-а-а?! — так и вскинулся мореход. — Ах ты, варяжище! Кто ж я таков, коли не христианин? И что может ещё быть у меня на шее? Вот!

Он живо запустил руку под рубашку и выудил на свет свой крестик.

— Тогда я не понимаю, — вновь пожал Герхард своими литыми плечами.

— Чего ты не разумеешь-то, неметчина?

— Как это ты, раз во Христа веруешь, приписываешь демонам власть над ветрами и волнами? Разве они могут ими управлять?

Садко едва не подавился накатившим на него смехом. Вот же тебе, Лука Тимофеич! Получил от иноземца? Ладно б, какой-то учёный грек богослов урок преподал. А то ведь у этих-то христиан опыта не более, чем у русских, а то и менее, в их краях христианских общин и вовсе почти не было... И человек откровенно недоумевает: если Господь создал мир и владеет им, то каким это образом всякая морская, озёрная да какая угодно нечисть может посягать на Божью власть?!

— Но... — Видно было, что кормчий смутился. — Но когда мы в тот-то раз здесь плавали, когда в полон к окаянному Водяному угодили, нас на его остров как раз шторм занёс, с которым мы справиться не могли. Так не Водяной ли его и вызвал?

— Я не удивился бы, если б наглый колдун так нам и сказал ! — упредив ответ Герхарда, воскликнул Садко. — Только он врал каждую минуту. Соврал бы и тут. Ничего они не могут, кроме как пугать нас да всякие козни колдовские строить. А мы и попадаемся, как рябчики в силки!

— Верно, — подхватил германец. — Это как на войне. Чаще всего и легче всего гибнет тот, кто боится. Страх — лучшее оружие, и если ты напугал врага, то уже наполовину его победил. Конечно, если не мнишь о себе, что сам — великий воин, когда и меч толком не научился держать. Я не очень разбираюсь в нечистой силе, но думаю, что у демонов, колдунов, ведьм всяких куда больше способов навести на человека страх, чем просто у воина с мечом, топором или палицей.

Гребцы продолжали мерно взмахивать вёслами, и от их плеска на тех, кто отдыхал, стала наползать дремота. Делалось всё жарче, солнце отражалось от покрытой крохотными подобиями волн поверхности тысячами искр и бликов, которые слепили глаза, и их хотелось закрыть. В конце концов и те, что, напрягая спины, дружно работали вёслами, стали чувствовать, как их окатывает сонное оцепенение.

— Эй, на вёслах! Не спать! — долетело со второй ладьи. По распоряжению Садко она шла совсем близко к первой.

— Это плохо... — нахмурился Герхард. — Нельзя допускать, чтобы людей разморило.

— Не допустим! — Садок Елизарович нагнулся и вытащил из лежавшей рядом с ним сумки свои самогудки. — Вот. Мои гусельки любой морок рассеют, любой сон снимут. Ау! На второй ладье! Вы что там раскисли? А ну-ка, взбодрись!

Он привычно тронул пальцами серебряные струны, и они звоном разлились над озером. Солнце заставило и тонкое серебро сверкнуть, заискриться так, что оно стало слепить гусляра. Но Садко не обязательно было смотреть на струны для того, чтобы играть. И вот самогудки рассыпались звоном, осыпали всё кругом стремительной, нетерпеливой музыкой. А гусляр запел, и среди этого ослепительного простора его голос прозвучал ещё сильнее и ярче обычного.