Варан - Марина и Сергей Дяченко Страница 42

От напряженной работы у Варана болели глаза.

Бывали дни, когда Сполох-Подорожник-Лереаларуун не прилетал за ним. Тогда Варан шел на пристань, помогал работникам за кружку воды или миску репса. Слушал разговоры. Все повторялось: про гибель бедного Ройки, про донный урожай, про болезни кричаек, про слухи с Малышки. Об Императоре и близкой его смерти вообще не говорили — и посмотрели бы на Варана, как на пораженного Шуу безумца, вздумай он завести разговор на такую тему.

Нила ждала свадьбы. А Варан хотел — и не решался сказать ей о предстоящем путешествии. Куда там — о предстоящем бегстве.

— Ну и не говори, — сказал Подорожник. — Скажешь в лодке, когда отчалите… Это право мужчины — решать, так ведь?

Варан согласился.

Он не просил Подорожника помочь с картой, хотя у того наверняка была возможность перенести ее на перламутр одним движением пальца. Он понимал, что его работа — скрупулезная, изматывающая — есть единственная разновидность магии, доступной тем, кто родился в доме с обыкновенным очагом, сложенным обыкновенным печником. Как будто усилия над рисунком были жертвой, приносимой морю в пользу благополучного плавания. Как будто, проходя путь на перламутре, он заклинал его счастливый исход.

Прошла неделя с того дня, как на Круглый Клык наведалась летающая повозка. Чем ближе был конец работы, тем медленнее она продвигалась — Варан, втайне от себя, тянул с последними штрихами. Как будто боялся, что с окончанием карты мир — настоящий, а не нарисованный — изменится.

— …Если бы у меня было время, — сказал Подорожник, — я бы отбил ее у тебя.

Он не мог остановиться ни на минуту — ходил по комнате, либо перебирал бумаги, либо заставлял предметы подниматься к деревянному потолку и там зависать, покачиваясь, будто на плаву.

— А я бы не отдал, — сказал Варан, не отрывая глаз от ракушки. Это была неправда: Варан вовсе не был уверен в том, что, вздумай Императорский маг посягнуть на Нилу, та смогла бы хоть сколько-нибудь долго сопротивляться.

— Ты не пахнешь любовью, — подумав, сказал Подорожник.

Варан положил ножик. Потер ладони, помедлил — и тогда только посмотрел магу в глаза.

— Я все равно на ней женюсь, — сказал тихо.

Маг кивнул. Каменный кувшин для воды, висевший в воздухе последние несколько минут, упал и оставил вмятину на деревянном полу. Подорожник снова принялся расхаживать взад-вперед, и под скрип мозаичных половиц Варан вернулся к работе.

За его спиной зашипел воздух, запрыгали отсветы по стенам, ширмам, занавескам. Он обернулся: маг стоял, откинув голову, между его ладонями металась сине-фиолетовая огненная змея.

Нила не устояла бы, грустно подумал Варан.

И ему вдруг захотелось сказать: бери.

Человеку, которому, может быть, осталось жить несколько дней, дарована будет последняя возможность быть счастливым. Нила запомнит на всю жизнь… Волшебное приключение…

Варан низко склонился над своей ракушкой. Лицо его щипало и горело от стыда, оттого, что он не властен над своими мыслями, оттого что мысли его — ниже самого низкого, самого мокрого и зловонного поддонья.

— Что с тобой? — спросил маг. Спросил, конечно же, только затем, чтобы уверить Варана: я не догадался. Я не знаю, о чем ты подумал. Не имею понятия.

— Покажи еще что-нибудь, — попросил Варан. — Молнию… Светящийся шар…

— Все требуют фокусов, — печально сказал Подорожник. — Всегда и все, даже императоры… Как будто маг — это жонглер на ярмарке.

— А кто такой жонглер?

Подорожник поморщился. Сложил ладони, как две лодки днищами наружу:

— Не фокусы. Не летающие предметы. Не ощущение превосходства. Даже не чувство свободы. Потому что я, например, не свободен, как крыса в самой тесной клетке. Или ты спросишь, кто такая крыса?

Варан молчал.

Подорожник глубоко вздохнул и разжал ладони. Навстречу Варану выпорхнула ярко-красная горящая бабочка. Огонь стелился шлейфом, размазывал очертания крыльев; бабочка опустилась на карту, но бумага не вспыхнула, как можно было ждать. Насекомое замерло. Пламя поднималось над ним, как парус. Бабочка горела, не сгорая.

— Я знаю, кто такие маги, — сказал Варан, осторожно отодвигаясь. — Я слышал много историй… а если ты хочешь объяснить мне, как это быть магом… то я ведь все равно не пойму.

— Поймешь, — сказал Лереаларуун. — Одно дело — производить на свет монстриков, вроде этого, — он кивнул на бабочку. — Другое дело — выпустить под небо хоть одну настоящую птицу… Так, чтобы она прожила птичий век, оставила потомство и сложила кости где-нибудь подо мхом.

— Не понимаю, — пробормотал Варан.

— Тогда просто слушай, вспомнишь потом… Много еще осталось?

Варан не сразу понял, что речь идет о копировании карты.

— Нет, — он поскреб ногтем неудачный штрих. — Все… Все, что я мог сделать. Доплыву…

— Доплывешь, — подтвердил Подорожник. — Маги приносят в мир что-то, чего раньше не было.

— Любая женщина с этим справляется, — подумав, сказал Варан.

Подорожник улыбнулся. Покачал головой. Снова сложил ладони лодочкой:

— Маги… это тайна. Тот, кто принес эту тайну… знает ответы на все вопросы, на любые. Если, конечно, правильно спросить.

— Бродяга, да?

— Да… Бродячая Искра. Он знает, откуда взялся мир и почему он такой… несовершенный. Куда уходят люди после смерти… Знает все.

— Правда? — у Варана дух захватило. — Он человек или…

Подорожник разомкнул ладони — они были пусты. Набрал воздуха, будто собираясь сказать что-то важное, — и вдруг прислушался.

— Идут, — сказал негромко.

— Кто?

— Там, — Подорожник махнул рукой на северо-запад. — Они решили мою судьбу — и идут, чтобы посвятить меня… в детали.

— А как? — быстро спросил Варан. — Как они решили твою судьбу?

Подорожник бросился на балкон. Варан вытащил из кармана очки и поспешил следом; Подорожник стоял, опершись о древнюю балюстраду, подставив лицо ветру.

— Ветер южный.

— Это плохо?

— Я ничего не чую… кроме того, что вопрос решен. Я не понимаю, в чью пользу.

— Опять повозка?

— Всадники. Трое или четверо.

— Мы должны как-то… подготовиться? — с беспокойством спросил Варан. — Может быть… оружие?

Подорожник криво улыбнулся:

— Спасибо.

— За что?

— Ты скрасил мне эти дни. Теперь уходи. Там, куда он смотрел, — на северо-западе — уже можно было различить четыре точки в зеленоватом небе.

— Я останусь, — сказал Варан.