Меч эльфов - Бернхард Хеннен Страница 42

Люк положил к ее ногам оба обитых серебром седельных пистолета. Поднял взгляд и поглядел в слепые белые глаза.

— Ты мне поможешь, правда? — Из кармана брюк он вынул складной нож и положил его рядом с дорогим оружием. На этот раз он все сделает правильно. — Она в тебя не верит, — тихо продолжил он, — но моей веры хватит на двоих. Услышь меня, пожалуйста!

В поисках помощи он посмотрел на мраморное лицо. Конечно же, белая женщина ему не ответила. Он знал, что она услышала его. Хозяйка розария молчала, но могла помочь. Мальчик поглядел на увядшие цветы и пустые плетеные миски. Зерно давно растащили мыши и птицы. Но нигде — ни на пьедестале, ни на самой статуе — не было птичьего помета. Мох здесь тоже не рос. Это ли не знак власти?

— Она поможет мне, — пробормотал он себе под нос. — Она мне поможет!

Люк подарил самое дорогое, что у него было, и теперь оставалось только верить.

Когда он отходил от статуи, по коже побежали мурашки, что частенько происходило в этих руинах. Иногда ему казалось, что он проникает через невидимые стены. Здесь сохранилось что-то от богов, в которых верили его предки. В этом Люк был совершенно уверен, и неважно, что болтали священники во время проповедей.

Уверенным шагом прошел он мимо розовых кустов к стенной нише, в которой лежала женщина-рыцарь. Она спала обнаженной — ему было стыдно одевать ее. На ее теле выступил холодный пот. Как вышло, что она заболела? Она была одной из самых благородных слуг Тьюреда, это Люк понимал. Отец всегда говорил о Новом рыцарстве с уважением.

Льняным платком мальчик промокнул пылавшее лицо. Осторожно опустил платок в миску с заранее приготовленной холодной уксусной водой и положил ей на лоб. Это оттянет лихорадочный жар.

Люк поглядел на разложенный широкий кожаный пояс с множеством нашитых кармашков для ножей, щипцов и других штук, которым он не знал названия. Когда он отказался уходить, женщина-рыцарь сказала ему, что нужно делать. Она также объяснила, что, весьма вероятно, она умрет, даже если он в точности будет следовать ее указаниям. Но еще хуже будет, если он вскроет чумной бубон, — тогда ему и пяти дней не прожить.

Люк провел рукой по ножам. У многих из них были зубчатые или странно изогнутые лезвия. На душе у него было паршиво. Мальчик выбрал самый маленький нож, рукоятка которого была из слоновой кости, очень легкая.

Рука задрожала, когда он обернулся к сестре Мишель. Во рту внезапно пересохло. Ему стало дурно. Тьюред милостивый, у нее глаза открыты! Она снова проснулась. Губы женщины-рыцаря шевелились. Ему пришлось наклониться пониже, чтобы расслышать, что она говорит.

— Ты… ты очень храбрый мальчик, Люк. Я тобой восхищаюсь… — Она утомленно улыбнулась. — Для меня было честью познакомиться с тобой… Неважно, что будет дальше, но ты уже сейчас сделал больше некоторых святых. Те отказывались прикасаться к кому-либо вроде меня.

Люк смутился. Если бы она знала, как ему страшно, то не стала бы так с ним говорить. Разве она не видела, как дрожала его рука?

— Начинай.

Мальчик глубоко вздохнул. Когда он поднес нож к бубону у нее в паху, рука задрожала сильнее. Теперь на теле Мишель выступило еще больше черных пятен. Она сказала ему, что это плохой знак. Жидкость из бубона распространяется по телу. Иногда она кашляла, и тогда на губах у нее выступала кровь.

Люк поглядел на нож. Он никогда никого не ранил. Кроме сына мыловара, которому однажды до крови разбил нос, но тот паршивец заслужил это. А стоять здесь с ножом в руке… Он просто не может…

Женщина-рыцарь смотрела на него так, как смотрел когда-то отец, когда Люк впервые сел на большого коня. Он не боялся упасть. Но это…

Мальчик нерешительно посмотрел на большой бубон, почти черный. Нужно что-то делать. Там, внутри, яд. Он убьет сестру Мишель, если его не вскрыть!

Люк плотно сжал губы. Теперь нужно только слегка надавить на нож. Без всяких усилий он разрезал кожу. Потек темный гной. Женщина-рыцарь напряглась и застонала.

Мальчик углубил надрез и нажал на рану. Пошел отвратительный запах, потом еще и кровь. Неужели он что-то сделал не так?

Сестра Мишель снова потеряла сознание. Он остался совсем один! Рана должна хорошенько покровоточить, она сказала. И он должен промыть ее пропитанным уксусом платком.

Столько крови и гноя! Она уже прямо в луже лежит. Что же делать, чтобы кровотечение теперь остановилось? Может, он все-таки сделал слишком глубокий надрез? Нож выпал у него из рук.

«Ты должен сделать это, — призвал он себя к порядку. — Соберись! Ты ей обещал».

Люк взял смоченный в уксусе платок и промокнул рану. Теперь крови текло меньше. Но вонь… Ему было дурно. Он начал дышать ртом.

Затем мальчик взял другой платок, пропитал его уксусной водой и прижал к ране сильнее. Потом наложил тугую повязку. Белая ткань тут же пропиталась кровью.

Надо надеяться, что он все сделал правильно. Он сердито поглядел на статую белой женщины.

— Не очень-то ты мне помогла! Ты…

Нет! Этого делать нельзя.

— Извини, — тихо пробормотал он. — Я не хотел тебя обидеть. Пожалуйста, присмотри за сестрой Мишель. Пожалуйста…