Судьба тигра - Коллин Хоук Страница 42

– Огненный амулет защищает тебя в моем царстве. Если ты не снимешь его, все живые создания моего леса, включая деревья, будут терзаться твоей болью.

Я тут же расстегнула замок цепочки.

– Вы обещаете, что отдадите амулет Рену и Кишану? Он им будет очень нужен!

– Меня не интересует твой амулет. Положи его, никто к нему не прикоснется.

Я сняла с себя амулет и Фаниндру. В то же мгновение меня охватил жар. Пот потек по лицу, глаза защипало, я с усилием облизнула пересохшие губы.

Собравшись с силами, я решительно отвернулась от Рена и Кишана, чтобы не растерять остатки мужества. Видимо, я поступила правильно, потому что мне сразу же стало легче.

Феникс снова запел, и на этот раз земля вдруг расступилась передо мною, отделив пылающим рвом от огненной птицы. Теперь между нами лежал каменный мост, объятый пламенем.

– Ты сможешь войти в мои горы, если сумеешь пересечь мост.

– А если не сумею?

– Тогда твои обгоревшие кости найдут покой в этой роще.

Я сглотнула пересохшим горлом, робко наступила ботинком на раскаленные угли. Жар охватил меня. Подошва задымилась. Пот градом потек по вискам, закапал на шею, соленая капля повисла на верхней губе. Я сделала еще один шажок, потом еще. Мост был каменный, но я почему-то вдруг поскользнулась, как на льду. Посмотрев вниз, я с ужасом поняла, что резиновые подметки моих ботинок расплавились, превратившись в скользкие дымящиеся лужи.

Я взвизгнула, когда раскаленные камни обожгли мою ступню сквозь носок. Задрав ногу, я повернулась и приготовилась спрыгнуть, но услышала голос феникса:

– Сойдешь с тропы – лишишься жизни.

Я опустила ногу, встала на цыпочки и сделала два быстрых шажка. Слезы покатились у меня по щекам, я пошатнулась.

И тут феникс, молча следивший за моими мучениями, спросил:

– Почему твое сердце закрыто?

Я и не подумала отвечать. Я поджала левую ногу, лишившуюся остатков носка, сделала прыжок правой. Оставшийся кусок ботинка мгновенно расплавился. Я заорала от боли, но не отступила. Верхняя часть носка загорелась. Нечеловеческим усилием я сорвала его, посмотрела на свою почерневшую ступню. Кожа над щиколоткой зловеще покраснела и покрылась волдырями.

Вскоре боль переместилась на икры, и я поняла, что сожгла нервные окончания на стопах. Решив, что хуже уже не будет, я сделала несколько шагов вперед.

Тогда феникс задал мне новый вопрос.

– Почему ты не с тем, кого любишь?

Я стиснула зубы.

– Я с ним! Я люблю Кишана.

Пламя охватило мои ноги, шорты загорелись. Я захлопала руками по ткани и увидела, что кожа на моей голени почернела и растрескалась.

А птица невозмутимо повторила:

– Почему ты не с тем, кого любишь?

Судорожно дыша, я прохрипела:

– Ты говоришь о Рене, да?

Птица промолчала.

Я сделала еще один шаг и заорала во весь голос.

– Мы с Реном… не… А-аааа!…Мы не подходим друг другу… – прохрипела я. – Он торт с шоколадной начинкой, а я – редиска… Он разобьет мне сердце и уйдет к другой!

– Ты лжешь. Ты знаешь, что он никогда тебя не бросит.

Пламя заплясало вокруг меня. Я никогда не думала, что человек может кричать так громко, как кричала я.

Но птица была непреклонна.

– Твое сердце закрыто. Говори правду, и боль стихнет.

– Правда в том… он супергерой, а я…

Язык пламени охватил меня, я снова закричала, корчась от боли и ужаса.

– Я дала слово Кишану! Я не могу его бросить!

Я не договорила, потому что мое тело запылало, и я завизжала во всю силу своих легких. Птица ничего не ответила, а когда настала передышка, я прокаркала срывающимся голосом:

– Вот тебе правда: я боюсь остаться одна! Я боюсь, что он погибнет! Как мистер Кадам! Как мои родители!

– Смерть – причина твоих страхов, но не причина отвергать того, кого ты любишь.

Мои волосы загорелись. Теперь я горела вся, целиком. Красная лента, которой я утром подвязала волосы, проплыла мимо меня, подхваченная волной жара. Лента горела с одного конца, и я, словно зачарованная, следила за ней, пока она не упала на раскаленные камни и не рассыпалась пеплом. Лицо было мокрым. Я дотронулась до него, и на пальцах остались черные струпья горелой кожи.

Я больше не могла стоять и упала на четвереньки.

– Пожалуйста! – взмолилась я. – Хватит! Я не могу больше! Пусть боль прекратится!

– Скажи правду – и все закончится. Почему ты не с тем, кого любишь?

Я судорожными толчками втянула в себя воздух и поняла, что умираю. Плача без слез, я уставилась на свои обугленные руки и из последних сил прошептала:

– Я не заслуживаю счастья, раз все умерли…

– На этот раз твое сердце говорит правду.

Боль исчезла, словно ее никогда не было, но мое тело уже обгорело до полной неузнаваемости. Только мне было уже все равно. Боль прошла, и теперь мне хотелось одного – лечь на пылающие угли и провалиться в тот самый «смертный сон», о котором говорил Гамлет.

Но феникс не собирался меня отпускать.

– Что ты готова отдать за то, чтобы вернуть своих родителей и мистера Кадама?

– Все, – сипло прошептала я растрескавшимися, почерневшими губами.

– Ты принесла бы в жертву обоих братьев?

Мой гаснущий разум сосредоточился. Смогла бы я пожертвовать Реном и Кишаном, чтобы вернуть своих родителей? Я вспомнила нашу маленькую семейную библиотеку, наши пикники у водопада, мамино печенье. Я вспомнила, как на церемонии окончания средней школы мой папа вскочил на ноги и бешено аплодировал, вытирая слезы под очками, – один во всем зале, другие родители даже с мест не встали. Я подумала о мистере Кадаме, о том, как мы с ним по вечерам готовили ужин, о его бесконечных рассказах о гоночных машинах и индийских пряностях. Подумала, как сильно я по нему тоскую…

Но потом мои мысли вернулись к Рену и Кишану.

«Я люблю их обоих. Смогу ли я пожертвовать шуточками Кишана, улыбкой Рена? Смогу ли жить без медвежьих объятий Кишана и без прикосновений Рена?»

И я ответила фениксу:

– Нет, я не променяю их жизни на жизни своих родителей и мистера Кадама. Но ты можешь забрать мою жизнь, – тут я закашлялась, мой голос стал похож на шорох палой листвы, – …если она хоть на что-то сгодится…

Я с трудом подняла руку, дотронулась до своего лысого черепа. Потом с усилием опустила трясущуюся кисть и выжала из себя слезу.

– Бедный искалеченный птенчик, – прошептала птица. – Ты права, твоя жизнь ни на что не годна. Она определенно не стоит тех трех прекрасных счастливых жизней, о которых ты плачешь. Возможно, если когда-нибудь ты все-таки захочешь узнать любовь и на твою долю выпадет хотя бы несколько лет счастья, из тебя что-нибудь да получится. Но пока твоя жизнь пуста и никчемна. Очень жаль!