Посол Господина Великого - Андрей Посняков Страница 42

Торговал сбитнем? Так-так…

«…бабе той про то сказывала Игнатиха-баба, колдунья…»

Игнатиха-колдунья…

«…и робяты те единодушно показали, что на Торге то слыхали от бывшего сбитенщика Олексахи…»

Сбитенщик Олексаха…

«…от Меркуша, пономаря…»

Пономарь Меркуш…

Снова Игнатиха, колдунья…

Опять пономарь…

А вот и Олексаха…

— Митря!

— Слушаю, батюшка.

— Бери Тимоху да прочих. Вечером приведете мне кого из этих… Только — смотрите, чтоб ни одна собака не видала!

— Сполним, батюшка, не сомневайся!

— Да уж, не будешь тут сомневаться с вами.

Настежь раскрыты ставни и у Олега Иваныча. Сидит, сердечный, упарился. Все сочиняет…

Олексаха неслышно вошел, присел рядом.

— Меркушу скажи, пущай грит, что Епифан Власьевич, боярин, пианица, а Борецкая Марфа — латынница, под Казимира похощет, Арбузьевы де — волхвуют да кудесничают… Про то все ему Ставровы люди говорить велели, денег посулив изрядно. Как кто спросит — чтоб так и отвечал.

— Так, Иваныч, то ж вчера еще сполнено! — удивился Олексаха.

— Да? Ну, что ж — то и к лучшему. Извини, заработался. Хошь, кваску себе плесни… вон, на столешнице.

— Не хочу я, Олег Иваныч, кваску. С делом пришел. Замыслил что-то Ставр — людишки его по вымолам да по Торгу рыщут, кто что кому сказал, выведывают!

Олег Иваныч потянулся, кваску испил из кружки.

— Рыщут, говоришь? Ай да Ставр — быстро опомнился. Но один черт — поздно. Посадником ему уж не бывать сей год, лучше для него — в тину уйти. Спрятаться, скрыться, затихариться где-то. Силы подкопить да деньжат. А вот к осени — и начать. Новый, так сказать, виток политической борьбы. Ставр не дурак — наверняка так и поступит. Ну, а мы ему сюрприз приготовим. Добавим к политической борьбе — классовую!

— Чтой-то я не все твои словеса понимаю.

— Бунтишко организуем, — охотно пояснил Олег Иваныч. — Небольшой такой, локальный. На берегу Федоровского ручья… Как раз к осени и займемся, сейчас пока нечего башку забивать. Как там с русалками?

— Девки готовы!

— Хм. Может, не нужно пока этого… лишнее.

— Да зачем же лишнее, Олег Иваныч, раз готовы-то?

— Что ж… В таком разе — пошмонаем врага в самом его логовище! Ух, как он нас с тобой ненавидеть будет!

— Так он нас и так не шибко любит.

— Это верно. Как Епифан Власьевич-то… точно приедет? Не приболел ли?

— Не, не приболел. Завсегда по пятницам к вечерне туда ездит.

— Ну и славненько. Однако — солнышко уж низехонько. Пора и нам. Пафнутий, седлай лошадей!

Пятничный вечер оранжевел садящимся за деревьями солнцем. Впитавшая недавний ночной дождь почва давно высохла, потрескалась, запылилась, но особой жары, слава Богу, не было. Так, теплынь. И — ни ветерка, ветви на деревьях повисли, словно неживые, те, что ближе к дороге ветки, — давно обломаны, от комаров отбиваться. Много их тут, у Федоровского ручья, комаров-то, ишь, воют, заразы, ровно волки, кровопивцы поганые.

В церкви Федора Стратилата благовестили к вечерне. Тянулся люд с Плотницкого — почитаемой была церковь-то, и не только с ближнего Плотницкого приходили — и с других концов тоже, да вот хоть с Прусской, боярин Епифан Власьевич, со чадами да домочадцами своими. Боярыни только не было — занедужилась, да дочек. А так — сыновья — малые еще отроки, однако же в седле держатся ровно, уверенно — видно, в отца пошли, знатного воина. Дороден был Епифан Власьевич, осанист. Да и храбр — легенды сказывали. И со свеями не раз на окраинах новгородских бился. И с московитами пришлось, лет уж пятнадцать тому минуло… Уж сыновьям скоро столь же, а все не забыть никак поражение позорное да мир Ялжебицкий с Василием Темным, отцом нынешнего московского князя. Всем взял Епифан Власьевич — и знатностью, и храбростью, и дородством, вот только умен был не шибко. Ну, ум-то большой, он ведь боярину-то без надобности, были бы знатность да вотчины. А они у Епифана Власьевича были. В задумчивости ехал боярин, рядом и детки его, малые отроки. Как к мосту чрез ручей подъезжать стали, младший, Ванятка, коня подогнав, к отцу подъехал.

— Батюшка, а мамка намедни сказывала, будто русалки живут в ручье Федоровском, боярином Ставром привороженные. Усадьбу его стерегут. Так ли?

Боярин чуть с коня не пал:

— Что ты, Ванюшка? Не видали тут никогда русалок…

И только он эдак молвил, как прям из воды на мост девица нагая выпрыгнула. С волосами распущенными, зелеными…

— Русалка, батюшка! Русалка! Ой, смотри, смотри! А ты говорил — не видали!

— Не меть в посадники, боярин! Откажися! — строго взглянув на боярина, погрозила пальцем русалка. — Пусть мой боярин Ставр посадником будет. А не то — сгублюу-у-у…

С этими словами прыгнула русалка обратно в ручей. Глянь — а там уж три такие… И в тину поплыли.

Епифан Власьевич не знал, что и делать. Только крестился мелко.

— Имаем, имаем их, батюшка! — детки закричали. — А то ведь извести обещали!

— Имать нечистую силу, имать! — заголосили в народе. А народу-то богато собралось. И парни какие-то, здоровенные оглоедища — дреколье уже где-то повыдергали. Словим, кричат, силу нечистую, во славу боярина Епифана Власьевича, защитника нашего!

Народу крещеному только крикни!

Враз от церкви поворотили. Вниз, к ручью… Большая толпа побежала. Впереди — Епифан Власьевич с детьми да слугами и парни с дрекольем.

— Вона, вона — хвостищем по воде плещет! — на бегу парни кричали. Дрекольем махали… Да как-то неловко — не столько русалок ловить помогали, сколько мешали наиболее активным ловителям. Не раз и не два уж дрекольем тем по ногам перепало. Со стонами в траве да осоке валялись. А и правильно — неча поперед батьки в пекло. Ишь, быстрее боярина решили поймать, ужо… Лежите теперь, загорайте. Чай — не зима, не застудитесь.

И вдруг — исчезли русалки. Вот только что были — били хвостами по тине — и нету их… И куда делись-то?

— Вон они, к Ставру на усадьбу по протоке поплыли!

— Вот он, Ставр-то, богопротивец, с кем дружбу водит! Недаром говорили про него люди…

Парень с дрекольем на боярина обернулся, Епифана Власьевича:

— Вон, Ставровы хоромины… там они… к хозяину своему нечистому возвернулись!

Застилось сердце боярина, выхватил из ножен кинжал:

— А ну, робяты, взыщем же бесовские русалии!

Парни, конечно, — в первых рядах. Боярину на подмогу. Ворота на раз вышибли. Ворвались на усадьбу. Дворня — по щелям разбежалась.