Последний варяг - Роман Канушкин Страница 42

Авось поглядел на княжича и, вздохнув, неожиданно признался:

— Лучше б я её не встречал. Она даже не захотела смотреть на меня.

— Как это?

— Не спрашивай. — Авось печально отвернулся. Но, видимо, пришла ему пора поговорить об этом. Он снова посмотрел на княжича и то ли горько, то ли непонимающе усмехнулся. — Она сказала, что дитя моей сестры погубит её народ.

— Она тебе такое сказала? — изумлённо проговорил Игорь.

— Ну, не совсем… Она… во сне мне это…. Но не только.

— Что?

— Не важно. — Авось кивнул, даже не пытаясь объяснить. — В общем, сказала. А у меня и сестры-то нет. Один я.

— Э-э…

Авось совсем скис. Игорь смотрел на него какое-то время, потом нырнул, вытащил со дна клубок ряски и каких-то водорослей и… быстрым движением водрузил свою добычу Авосю на голову. От неожиданности тот вздрогнул; за секунду выражение его лица изменилось от глубочайшего изумления до вспышки ярости; Авось кинулся на княжича и принялся топить его. Когда они вынырнули, оба смеялись. Игорь громко, Авось — не без привкуса печали. Свенельд, полулежа в тени, с благожелательной улыбкой наблюдал за ними.

— Эх, если б я мог вернуться в тот день, когда впервые встретил её, — мечтательно изрёк Авось. — Я бы просто сидел на корабле и смотрел в другую сторону. И никогда бы её не увидел. Было бы здорово.

— Иди, скажу, что здорово, — весело сказал Игорь.

Авось доверчиво склонился, а княжич плеснул в Авося крупными снопами брызг.

И опять что-то произошло… В веере брызг, которые всё замедляли своё движение, Авось вдруг увидел застывшую радугу и услышал шум далёкого водопада. Через мгновение он снова оказался не здесь. Мелькнуло в радуге крыло диво-птицы; дом Злой Бабы, обернувшийся светлым дворцом, и прекрасная царица, что плела золотую нить. Видение продолжалось не дольше мига: царица-пряха держит перед девятилетним Авосем узелок, который сейчас завязан на его щеке. И Авось слышит её голос, слышит что-то очень непонятное:

— С ним ты сможешь вернуться в минувшее, — она подносит узелок к щеке мальчика, — но лишь один раз.

Мимолётное видение прошло. Мир втиснулся в свои привычные рамки. Авось держался за свою щёку с узелком и обескураженно смотрел на княжича.

— Я что-то вижу иногда… — изумлённо пролепетал он.

— Ага! Я и говорю. В песнях Фарлафа.

— Что в песнях Фарлафа? — не понял Авось.

— Такое возможно, — кивнул княжич. — Его послушать, так и в прошлое можно вернуться. Да ещё подправить его. Как если бы… ну, ты знаешь… в свой неудачный день ты поступил бы по-другому. В песнях Фарлафа…

— В песнях Фарлафа, — услышали юноши зычный голос. Берсерк вырос перед ними неожиданно, в руках он держал подстреленных зайцев, — поётся о героях. О великих морских королях. Да, они могли возвращаться в прошлое, если такова была их судьба. Могли оборачиваться птицей в небе или зверем в чаще леса. Могли жить долго, много человеческих жизней, и сами выбирали свою смерть.

— А скажи, Фарлаф, — вдруг спросил Авось, — а правду ли говорят, что князь… что Олег… ну, может изгонять любую хворь? Даже от ран? Может лечить прикосновением?

Берсерк внимательно посмотрел на юношу и облизнул губы.

— Не стоит доверять слухам, — назидательно произнёс он. — Но все великие короли могут лечить людей. Это их дар по праву рождения. Олег… — глаза берсерка мечтательно заблестели, — об Олеге и нашем времени ещё сложат песни.

— Хорошо бы, — заворожённо произнёс Авось.

— Может, в них найдётся место и твоей печали, — усмехнулся берсерк. — Печаль должна присутствовать в сердце воина. Иначе как же ему прознать о радости?

Оба юноши слушали его, раскрыв рты. Но берсерк уже захохотал. Он был подлинным романтиком, и в его сердце не оставалось места сантиментам.

— А вы что думали: он только пьет отвар из мухоморов? — усмехнулся Свенельд. — А потом рубит головы врагов?

— Мухомор! — с укоризной посмотрел на него Фарлаф и показал ему зайцев: — Вот, гляди, какие красавцы! Закатим пир.

— Без вина что за пир? — меланхолично заметил Свенельд.

— И то правда! — расстроился берсерк.

А потом случилось то, что прервало кулинарную беседу. Авось выбрался на берег первым. Он наклонился, поднял одежду. Вслед за ним из воды вышел Игорь. Также собираясь одеться, он взглянул на спину Авося и… сердце его учащённо застучало. Глаза княжича застыли и даже чуть округлились, он побледнел. И всё смотрел, смотрел как заворожённый. Фарлаф, невзирая на внешнюю занятость, мгновенно перехватил взгляд княжича. Его зрачки на миг расширились и сделались какими-то темными, он обменялся быстрым взглядом со Свенельдом. Игорь ничего этого не заметил. Он продолжал смотреть. Рисунок. Татуировка на спине Авося. Между лопаткой и шеей. Выполнена мастером. Голова куницы и неведомые руны. Только Игорь уже видел этот рисунок. И точно такие же руны.

— Авось, — хрипло прошептал Игорь.

Юноша обернулся. С удивлением посмотрел на оторопевшего княжича.

— Ты чего? — поинтересовался он.

Игорь сглотнул. Он поднял руку, словно пытаясь указать Авосю за плечо.

— Рисунок… там…

— Ну, да, — беспечно кивнул Авось. Видимо, купание пошло ему на пользу. — Он у меня с детства. А чего ты так испугался?

— Н-н… нет. — У Игоря дёрнулась щека. — Ничего. Просто я уже…

Берсерк оказался рядом с ними неожиданно:

— Княжич, смотри, какие красавцы! — Он поднял зайцев повыше, хвалясь добычей. — Смотри, Авось! Будем делать похлёбку.

— Фарлаф, у него там…

Но берсерк, весело улыбаясь, встал между ними, быстро заглянул в лицо Игорю и тихо, но чётко прошептал:

— Мол-чи!

3

— Фарлаф, ты понимаешь, что это может значить? — негромко, но настойчиво повторил Свенельд.

— Это может значить очень много, — отозвался берсерк, — настолько, что нам с тобой не справиться.

Они сидели вдвоём на корме у руля, чтобы никто не слышал их беседу. Фарлаф запретил Игорю до самого Киева задавать какие-либо вопросы и очень надеялся, что княжич его послушает.

— А рисунок в точности такой? — повторил свой вопрос Свенельд.

— Мне б не знать, — отозвался берсерк. — Она выросла на моих руках.

Свенельд помолчал. А потом сказал:

— Это значит, что в тот день мог выжить ещё один…

— Т-с-с, — прервал его Фарлаф. — Пусть князь решает.

Берсерк облокотился о коромысло руля и угрюмо добавил:

— Лучше б об этом никто не знал. — И вдруг улыбнулся. И в его глазах на устрашающего вида лице заплясали огоньки нежности. — Мне всегда казалось, что у них одинаковые глаза.