Сотник и басурманский царь - Андрей Белянин Страница 42

Спит толстяк рогатый, на ветке качается, ничего не чует.

– Я говорю, чего молчишь? Ты в порядке? Ты живой, вообще?! Хряк? Хря-а-ак!!!

Бедный Хряк от такого вопля чуть с дерева пятачком вниз не навернулся…

– А-а?! Кто? Что? Кому в рыло? Куда прячемся?!

– Так ты спал, что ли? – Наум удивился искренне, морда эдакая…

– Спал…

– Ну спи, спи… Я тогда тоже вздремну.

Привалился спиной к тёплому стволу, ножки свесил, хвостом крепко ветку обвил для надёжности и задрых принахальнейше. А бедный Хряк, за сердце схватившись, долго ртом воздух ловил, ну и, понятное дело, уснуть уже по-любому не мог никак. Отдышался он, зевнул пару раз, понял, что выспался, и в свою очередь товарища тормошить начал…

– Я вот тут подумал, Наумка, а чё ты к этой Японии, как репей к собаке, прицепился? Находится чёрт-те где, язык непонятный, рыбу сырьём жрут, водку пьют разбавленную да ещё и греют её, едят палочками! Чё, даже ложек себе придумать не могут?

Молчит тощий чёрт, головой кивает сонно, вроде бы разговор поддерживает.

– Знаешь, я б лучше к немцам пошёл. Пиво, сосиски, шнапс… Я, правда, не знаю, что это такое, но мне само слово нравится – шнапс! Да и топать туда поближе, чем в эту твою Яп…

Тихо захрапел чёрт Наум, не успел вовремя ответить, а зря, Хряк никогда особым тактом и терпением не отличался. Как заорёт во всю глотку:

– Наум? Наум, ты спишь, что ли?! Наум, я вообще к кому тут обращаюсь, а?!!

Извернулся он на дереве, дотянулся да пнул приятеля ногою в бок!

– А-а?! Ты чего? Мне такой сладкий сон снился-а… – взвыл тощий чёрт.

– А как ты меня своими воплями будил, так это ничего?

– Я с тобой сокровенным делился! – Подтянулся Наум и толстому другу пенделя сдачи отвесил. – А тебе бы только драться-а…

– Ты на кого лапку задираешь, борзота чернявая?!

– Вот! Вот оно опять! Раз я худой, чернявый и хочу в посудомойки, значит, меня уже и пинать можно, да?!

Как задрались они, друг дружке тумаки со своих веток отвешивая, так увлеклись, что и не заметили, как к их дереву снизу сотник подошёл. Посмотрел он вверх внимательно, узнал обоих да и спрашивает:

– Не помешаю?

Опустили черти глаза вниз и ахнули испуганно. Стоит там суровый казак, на них глядит строго, а сам в руке острейшую шашку крутит, к хвостам примеривается…

– Мама-а… – пискнул Наум.

– Не, – откликнулся Хряк. – Знаю я твою маму. Не она это…

– Хлопцы, а вы давно тут сидите? – сотник спрашивает.

– Не очень, с ночи, а что?

– Да так… Морды ваши мне уж очень знакомы. Когда вы за моей Дашкой гнались, я ж вас навек в память срисовал!

– Хотите об этом поговорить? – с надеждой Наум вскинулся.

– Нет, только спросить хочу, а у вас хвосты крепко держатся?

– Не надо, дяденька, мы больше не будем, – Хряк взмолился.

– А я вот думаю себе, – сотник шашкой поигрывает, легко эдак, тремя пальчиками, на кавказский манер. – Чтоб вам хвосты на пятаки порубать, сколько времени надо? Минуту или две?

– Две! Я считаю, две! – недолго думая Наум откликнулся. – Если, конечно, без спешки нарезать…

– Проверим? Засекай время…

– Так это был не риторический вопрос? А-а-ах… – И тощий чёрт в плавный обморок отправился.

А Хряк понял, что настал их последний час, ну и сдал всех с потрохами…

– Не надо! Не руби, дяденька! Мы… мы тебе покажем, где ведьма пленных девушек прячет! Мы знаем, мы сами на неё, проклятущую, работали…

– Да ну? – сотник руку сдержал на замахе.

– Да! То есть она нас заставляла! Лягушками запугивала, представляете… брр!

– И что ж, моя Настя тоже там?

– Там, там! – Хряк закивал старательно. – Да и старшая ваша дочка, которая бешеная, ой… пардон! Её недавно басурмане увели, мы с дерева видели, там она, короче, с пленницами…

Задумался казак, брови нахмурил. Потом как рубанёт с размаху шашкой по древесному стволу – так и рухнул старый вяз в одно мгновение!

Выбрались из-под сломанных веток два чёрта, один толстый, другой тощий. На колени пали, рожи умильные состроили, ждут скорого суда и исполнения приговора…

– Ведите! – Сотник шашку волшебную в ножны бросил. – Но, если обманете, обоим рога поотшибаю, ноги выдерну, спички вставлю, прыгать заставлю и скажу, что так и было!

Представили бедные черти грядущие перспективы, обнялись друг с дружкой на прощанье и резво вперёд побежали дорогу к ведьминому шатру показывать.

– Куда?! Стоять, нечистая сила!

Сгрёб их сотник за хвосты, намотал на кулак и вот так и пошёл, ведя перед собой поскуливающих Наума и Хряка, словно двух собак на поводке…

Ну, покуда они своей дорогой движутся, воевода свой отряд к границе ведёт. Тяжело бредут пленницы, голодные, невыспавшиеся, спотыкаются, всхлипывают жалостливо, а куда денешься? Все одной верёвкой связаны, и стража бдит зорко, сабли острые наголо держат, по сторонам басурмане озираются, а впереди всех опытный Карашир разведку ведёт.

Жена сотникова Настасья на дочку с тоской оглядывается, горько ей, что не сумели сбежать ребята, вернули их, в конец вереницы поставили, да и цепь та же их руки сковывает. Сама Ксения уж и не знает, кого за что корить, однако на юношу кавказского уже не ругается, а смотрит сочувственно, всё ж товарищ по несчастью…

За чернобородым Караширом воевода шаги печатает, весь в свои мысли погружённый. Вроде и приказ султана исполнил он, девушек симпатичных набрал, сколько было. Однако войско своё потерял, разбили их казаки. И теперь ему слово перед ведьмой держать надо, своего господина предать. С другой стороны, тоже признаем, чуть что не так, ему этот же господин башку свернёт. Куда ни кинь, везде сплошные вилы, а жить-то каждому хочется…

Ведьма в самом конце отряда идёт, каблуками высокими в сырой земле вязнет, и настроение у неё оттого не самое сахарное. Раньше хоть на чертях верных злость срывала, а теперь до кого докопаться? Решилась она к кавказцу молодому сзади подкатить, побеседовать смеху ради…

– О, знакомое лицо! Не ты ли Юсуф, племянник Сарама, горный орёл, прилетевший биться с неверными и мечтающий стать настоящим джигитом?

– Да…

– Ну и как успехи? – улыбнулась Агата. – Много неверных побил?

Промолчал Юсуф, взгляд опустил, но глаза грозно вспыхнули. Решил не унижаться до объяснений с такой нехорошей женщиной, что всех предала и обманула.

– Чего молчим, мой мальчик? Твои мысли написаны у тебя на лице, и я читаю их словно в открытой книге. Надеешься на светлое будущее? Его не будет. Сегодня всё кончится, и твоя жизнь тоже.