Царский блицкриг. Боже, «попаданца» храни! - Герман Романов Страница 42

— Уделите мне полчаса для разговора, ваше величество. Нет, нет, не во дворце. Лучше в нашей беседке, на диво чудное утро. Прохлада от реки даже у вас чувствуется.

— Конечно, Екатерина Романовна, я к вашим услугам, — монарх предложил ей руку, и они отправились в парк по дорожке, отсыпанной желтым речным песком. Вот только путь оказался до огорчения недолгим — сделав всего полсотни шагов, они оказались в беседке, усевшись в мягкие кресла. Дашкова полюбовалась виноградной лозой, что росла в кадках и укутывала внутренние столбы.

Хотя назвали этот дивный «Зимний сад» беседкой только потому, что тут она любила разговаривать с совсем юным Сашей, когда двадцать лет назад царевич приехал в Иркутск. И здесь остался, лишь раз покинув Сибирь на полгода — жениться на испанской инфанте. Были еще и поездки к отцу, две всего, очень короткие…

— Вы говорили с князем Амурским, ваша светлость? — цесаревич взял быка за рога. Дашкова любила его за эту целеустремленность, что не любил он напрасно тратить время на пустопорожние разговоры.

— Да, ваше величество, — Екатерина Романовна улыбнулась. — И нахожу дело в том, что вы оба в корне не правы! Боюсь, вам это выйдет боком, мой милый царевич, еще как. Потому я здесь, чтоб уберечь вас от опрометчивых решений. Прошу меня выслушать внимательно…

Остров Кадьяк

— Земля, сэр! Раздери меня надвое, но это остров. И какой большой! Наверное, здесь русские черпают золото ковшами? — Эндрюс мечтательно сощурил глаза, как сытый хорек, обожравшийся коровьих кишок. И помотал головой, будто не веря увиденному на горизонте.

— Хм…

Онли задумчиво обвел взглядом высокие горы, далеко тянувшиеся в стороны. Очень большой остров, никак не меньше Ямайки. А если это побережье этой, как ее там, — Аляски?

Шкипер быстро посмотрел на компас — стрелка указывала на север, а побережье шло восточнее. Онли быстро раскрыл сундучок и посмотрел на тайную карту. И радостно перевел дух.

— Мы пришли туда, куда хотели, Эндрюс! Это остров Кадьяк! Ну и варварское название, впору лимон съесть…

— Так оно и есть, сэр, — угодливо поддакнул боцман, что за ним ранее не наблюдалось. Но слишком удачлив оказался шкипер, приведший их к неслыханному богатству. Теперь и он сам, и вся команда были готовы идти за ним куда угодно, лишь бы впереди их ждал не меньший куш.

— Вот тут в бухте у русских единственный порт. — Онли по слогам прочитал незнакомое название: — Петровская Гавань!

— Большой? — с вожделением, но с тщательно скрываемой опаской спросил Эндрюс, и тут шкипер его правильно понял, заметив прорвавшийся страх. Еще бы — мало приятного попасть под залпы этих русских ружей, что бьют и точно, и далеко. И он поспешил успокоить своего верного напарника по морскому разбою.

— Тут написано про сотню домов. Форт на берегу небольшой, срублен из дерева, пушек в нем нет. Жителей почти восемь сотен, охраны и двух десятков нет…

— Это хорошо, — облегченно выдохнул боцман.

— Имеется резиденция их губернатора, — вкрадчиво произнес Онли и хищно улыбнулся, сощурив глаза. — Сюда свозят всю пушнину и добытое золото, много больше сорока тысяч фунтов…

— Сколько?! Сколько?!!

— Я думаю, тысяч пятьдесят фунтов золота у русских там есть! Не будем рассчитывать на большее, — улыбнулся Онли, с улыбкой глядя на ошарашенного суммой боцмана.

— Столько на всех Карибах не найти, даже если все море с островами обшаришь, — только и сказал ему в ответ Эндрюс, до сих пор пребывающий в некотором шоке от услышанного, сжимая свои крепкие кулаки так, что костяшки захрустели.

— На берег мы не будем торопиться высаживаться, боцман. Не хватало снова пуль нахвататься. Мы вначале погромим городок из пушек, сожжем его полностью. Аборигенов расстреляем картечью…

— Но ведь шкурки-то сгорят! — изумленно взвыл Эндрюс.

— Зато сами убережемся. Нам теперь лишние потери ни к чему, хватит этого проклятого острова с его казаками!

— Но шкурки, меха…

— Не скули, Эндрюс. Если сгорят, ну и шут с ними. Если нет, то нам повезло. А золото не горит, боцман! Мы его спокойно соберем на пепелище и забьем им не один рундук на нашем корабле! Вот так-то! А потому иди и расскажи команде, какое богатство их ждет в городе! Да и повеселиться бы матросам не помешало — там есть бабы и русская водка, крепче нашего бренди! Так что и разбогатеем, и всласть погуляем!

Дарданеллы

— Я теперь знаю, как сломать трезубец Нептуна в английской руке! И я это сделаю!

Бонапарт удивился некоторой высокопарности сказанных им же слов. Но теперь он действительно знал, чем можно победить многочисленный, наводящий страх на соседей британский линейный флот. И понимание этого появилось именно здесь, на высоком берегу пролива.

Мощные бомбические пушки буквально разнесли турецкие корабли. Тяжелые ядра пробивали толстые деревянные борта, а взрыв, происходивший внутри, разносил внутреннее межпалубное пространство в щепки.

Три десятка бомб гарантированно отправляли на дно любой линкор, даже крупный. А то и меньше попаданий — беспощадный огонь быстро добирался до корабельных крюйт-камер.

Но пушки могут стать лишь одним из слагаемых — большое впечатление на молодого бригадира произвели мины. Кто бы знал, что бочки с порохом после переделки и подвешенного на якоре груза могут превратиться в смертоубийственное оружие?!

А почему бы и нет — если мина, заложенная под крепостной стеной, разносит камень вдребезги, то и ее морская «сестрица» с неменьшим успехом творит то же самое с вражеским кораблем. А самодвижущийся образец (интересно бы знать механику) еще более эффективен — не ждет неприятеля, а сам атакует его на расстоянии, пусть и коротком.

— Теперь ни один корабль не пройдет через мои батареи!

Наполеон знал, что говорил. Два дня русские моряки ставили в проливе свои убийственные бочки, стягивая их канатами в банки. Два раза перегородили пролив повдоль, один раз поперек, оставив только узкий фарватер в трех сотнях шагов от его пушек, уже укрытых высокими брустверами.

Еще месяц, и тут построят две крепости, разбить которые с моря будет невозможно. Да и как это англичане или турки сделают?! Ползти на малом ходу, по одному в кильватере, прямо под дулами нескольких десятков мощных пушек, равносильно изощренному самоубийству. А с суши береговые укрепления также не взять с наскока — в окопах и редутах засели две тысячи солдат, вооруженных скорострельными винтовками.

Бригадир с нескрываемым удовольствием выпрямился во весь свой маленький рост, стараясь показаться выше, чем был на самом деле. Его сильно удивляла та приязнь, с которой стали относиться к нему солдаты и матросы после баталии.

Особенно когда он приказал выдать всем по две чарки водки — отметить победу. Его поражала особенность русских пить эту жидкость, совершенно не сравнимую с вином.