Феникс. Возродиться из пепла - Бекки Чейз Страница 42

— Опять ты, — поморщившись, он разворачивается, чтобы уйти.

Я кидаюсь следом:

— Подожди!

— Мне хватило одной истерики. И если ты думаешь, что...

Догнав его, я прикладываю палец к губам — вдруг директор все еще рядом. Обдумывать последствия некогда, но я к этому не стремлюсь и в порыве хватаю Люцифера за руку. Необязательно говорить словами, пусть увидит сам. Я широко распахиваю глаза, пуская его в сознание. И этот шаг — не только выражение доверия, но и попытка сгладить недавнюю резкость. Тогда мною двигало отчаяние. Теперь же, растеряв запал, я предпочла бы не высказываться столь категорично. Замерев, Люцифер пристально вглядывается в мои зрачки.

— Кто-нибудь знает, что изувечили? — спрашиваю я, когда мы, наконец, выходим из спальни. — Или опять все заделали впопыхах, как было с печатью Дамаила?

Айри пожимает плечами, а Лэм отправляется расспрашивать знакомых.

Из-за проверки комнат расписание сдвинулось, и все предоставлены сами себе. Ученики ожидаемо разделились на группы — ангелы у входа в большой зал сдержанно делятся предположениями, демоны шумно возмущаются в другом конце коридора, а необращенные тихо переговариваются возле лестницы.

Повертев головой и так и не решив, к кому присоединиться, я замечаю Теониса — он и Лэм перешептываются поодаль и как-то странно поглядывают на меня. Я удивленно приподнимаю бровь. С каких это пор у них появились общие тайны?

— Давай ты, — Лэм тычет его локтем в бок, когда я подхожу ближе.

От серьезного выражения лица Теониса я внутренне напрягаюсь. Что же произошло?

— Отец не станет делать объявление, пока не прилетит Визарий, — хмурясь, начинает он. —  Но я подслушал его разговор — разбили фреску с ликом твоей матери.

Вот почему Данталион сказал, что я последняя, кому выгодно портить святыню! Пусть я официально и числилась в отобранных адом, мне бы и в голову не пришло ее разбить. Даже после всего, что я узнала. Зачем же понадобилась проверка мыслей? Вряд ли дело в регламенте. Наверняка Ромуил лишний раз хотел продемонстрировать, что я такая же, как все, и особого отношения не будет.

Поблагодарив Теониса, я спешно кидаюсь в галерею. Мне нужно увидеть фреску до того, как ее восстановят, словно ничего не случилось. От нас слишком многое скрывают — второй побег из темниц, личности заключенных, подробности истории о двукровных. Лик мамы постигнет та же участь. Правду спрячут новые слои краски.

Взбегая по ступеням, я вижу вдалеке знакомые черные крылья.

Проклятье! Люцифер тоже здесь.

И как вести себя теперь, когда все вконец запуталось? Он ничего не сказал, узнав о предложении Визария, и не вернулся к тренировкам, а значит, с наставничеством покончено. Вот только по злой иронии судьбы это произошло, когда я передумала. 

Мне неловко находиться рядом. Я так яростно обвиняла ад, а небеса оказались не лучше. И хоть я готова признать вину, раскаяние ничего не исправит. Затаив дыхание, я пячусь назад, но Люцифер чувствует мое присутствие.

— Так и будешь прятаться от меня? — он даже не оборачивается.

Я замираю как маленький ребенок, которого пристыдили. Придется подойти и изображать… вот только что? Сожаление? Или безразличие?

И как быть с отбором? Попросить нового наставника? Но ни один демон не дотягивает до уровня сына Сатаны. Занятия с Люцифером — это неоспоримый прогресс.

Терзаясь сомнениями, я пересекаю галерею и останавливаюсь рядом с ним и тем, что осталось от фрески — обрывком надписи «архангел» и узорной окантовкой вдоль рамы. Таинственный вандал в приступе ярости выбил не только лик мамы, снесено даже ее имя.

— Злишься?

— Из всех глупых вопросов ты выбрала именно этот?

— Потому что я не знаю, что сказать. И как себя вести, чтобы ты… — Простил? Не смотрел так, словно я мусор под ногами? Я не решаюсь на него взглянуть и еле слышно выдыхаю: — … доверял мне. 

— Цена моего доверия высока, — хмыкает он.

Снова! Люцифер снова издевается, хотя прекрасно понимает, как много значит для меня его ответ.

— А ты рискни ее назвать! — в запале бросаю я.

Чертов манипулятор! Если и сейчас он сведет разговор к непристойным шуткам о постели,  я не буду корить себя из-за нашей ссоры. Пусть катится к дьяволу. Справлюсь сама.

Я вскидываю подбородок, и мы, наконец, встречаемся взглядами.

— Хочешь, чтобы все было, как раньше? — сверкнув глазами, Люцифер переходит на зловещий шепот: — Тогда иди к Визарию, и скажи, что принимаешь предложение.

Я не ослышалась?

— Но вместо доносов ты будешь говорить ему то, что я прикажу.

Он выводит меня на новый уровень грехопадения. Гнев уже был, похоть тоже. Теперь я должна солгать архангелу.

[1] При хлебопреломлении верующие собирались в уединенной обстановке, чтобы вместе принять пищу и восславить Бога.  Этнографы полагают, что обычай идет от первобытных охотников, вместе поедавших сырое мясо только что убитого зверя. Для них совместная трапеза была знаком побратимства.