Все зло в шоколаде! - Юлия Фирсанова Страница 42

– Кенибас! – ответом прозвучал встревоженный голос снаружи. – Клиг цел? Полез, потом захрипел и теперь только мычит. Я на всяк случай остался, звоню.

– Флик? – узнала вопрошающего гоблинка. – Вроде цел. Вы одежку принесли?

– У Клига, я тропыгаев держу. Тут привязать негде, место незнакомое, ускачут, одних не оставить.

– Сейчас, погоди! – кивнула Иринка в ответ на просительный взгляд новой знакомой и мычание «гусеницы».

Попаданка ласково постучала по кокону пальчиком, и плющ опал, освобождая пленника и принимая невинный кустово-газонный вид. Будто и не был миг назад опасной ловушкой. Парень, вылупившийся из него, тоже был зелено-оливковым, ушастым (левое ухо без острого верхнего кончика) и жилистым. Бугаем он не выглядел, но и на звание безобидного хлюпика претендовать не мог. Узрев сестру, Клиг с хриплым рыком выдал на языке гоблинов много непечатных впечатлений о сестре, ситуации и мире в целом. Канапелька выпалила ему столь же цензурный ответ.

И только спустя несколько секунд после начала разговора Иришка сообразила: знание гоблинского языка от продегустированного сынка наместника ей досталось, но знание жаргона бонусом в него не включалось. А именно на чем-то вроде арго сейчас и общалась парочка гоблинов, выясняя обстановку.

Нет, обидно Ивкиной не стало. Она и так уже поняла, что Канапелька не ангел, у которого крылышки подрезали, а метлу вручить забыли. Что ж, каждый свою социальную нишу занимает. Вон эта гоблинка вообще мерзавкой не была, раз приятным вкусом не обладала, зато человек, облеченный властью (это новоявленная вампирочка подумала о Келдирете), был вкусен просто неимоверно, то есть являлся первостатейным гадом. От Клига, кстати, тянуло мятными карамельками. Не ресторанный вкус, но на погрызть потянет.

Так несколько минут пообщавшись, родственники пришли к общему знаменателю, и Клиг, выглядевший немногим старше Канапельки, передал сестре скатку с одеждой. Гоблинка, ничуть не стесняясь, скинула с себя окровавленные лохмотья и спокойно стала переодеваться.

– Ясных дней, звездных ночей. Спасибо за сестру, лорра, – вежливо склонил голову перед Ивкиной молодой гоблин, являя не только знание ругательств, но и стандартного этикета.

– Звездных ночей, ясных дней. Ей повезло, что мой плющ-симбионт охраняет владения Шипоцвета, – пожала плечами Иринка. – Когда я проснулась, он уже разобрался с нарушителями периметра, заодно и поел.

– Но спасли ее вы, – вставил Клиг.

– Брр, не напоминай, она такая невкусная, – пожаловалась Иринка под возмущенное фырканье Канапельки, оправляющей одежду, и смешок ее брата.

– Кроме шуток, – посерьезнела Ивкина. – Вы аккуратнее, развалины как ухоронку больше не используйте. Плющ теперь владения стережет, и без приглашения сюда лучше не соваться. Может, и не придушит до смерти, но незабываемые впечатления и ощущения гарантированно получите.

– А если за процент? – намекнула Канапелька, пока Клига передергивало от свежих впечатлений о живых неразрываемых путах. Ни ослабить их трепыханием, ни перегрызть, ни вытащить лезвие, чтоб подрезать, не получалось.

– Не стоит, здесь разные лорры бывают и разное случается, – не без легкого сожаления отказалась попаданка от роли держательницы заначки местной шайки. – Но если твоему братцу прилетит под ребро что-нибудь острое, привози. Он вкусно пахнет, вылечу.

Юный Клиг явственно смутился, оливковая кожа побурела на ушах. Канапелька глумливо захихикала. С улицы раздался недовольный, чуть сонный голос Флика, поторапливающий приятелей. Иринка открыла створку калитки, выпуская гоблинку и ее братца наружу, к двум ездовым ящерам и еще более мелкому, чем парочка родственников, гоблину. Тропыгаи, больше всего напоминающие помесь кенгуру с ящерицей, беспокойно переступали лапами и чуть побрякивали упряжью. То ли застоялись, то ли их подсознательно нервировало наличие ядоцвета по соседству. Не могли же они пугаться милой маленькой вампирочки?

Канапелька вскочила в седло того, который поменьше. Клиг запрыгнул на зверя покрупнее, мелкий гоблин (совсем еще пацан) занял место за его спиной, и компания умчалась в ночь. Лишь редкие фонари слегка развеивали тьму. Зато они совершенно не мешали яркому куполу звезд над головой производить впечатление.

Запрокинув голову, Иринка в очередной раз подумала, что местное приветствие возникло неспроста. Таких ярких звезд на Земле она никогда не видела. Или их глушили слишком яркие фонари, окна домов и рекламные щиты больших городов?

Накатила тоска по дому или скорее даже не месту, которое им называлось, а чему-то привычному и удобному, как разношенные туфли. Накатила и схлынула от мурчания Маруси, ловко забравшейся на привычное место. Иринка погладила пушистую шкурку подружки и тряхнула головой. В волосах зашелестел венок ядоцвета.

Что толку страдать и жалеть о том, что было, если ничего вернуть не получится? Вейхо Канатоходец (как знала Ивэйда и успела узнать Иринка) дважды одних шуток не выкидывает. Забросить ее сюда забросил, но обратного билета от него ждать бесполезно. Надо жить с тем, что есть. Нравится, не нравится – жри, моя красавица!

Да и какой смысл возмущаться? С голоду не пухнет, крыша над головой есть, кое-какие деньги тоже. Чего не хватает? Запашка бензинового? Ничего, лошади и тропыгаи тоже вонять горазды, не химией, правда, натуральным продуктом. А все остальное она раздобудет. Любви нет на горизонте? Так ее и там не было, с чего вдруг здесь нарисуется? Принцы с конями – народ дефицитный, как пелось в старой песенке, на всех не хватает. Для женских нужд, если приспичит, кого-то подыскать, наверное, несложно будет. Вон тот же наместник явно был не против покувыркаться с притягательной вампирочкой. Мужчина здоровый, чистый, никакими обещаниями неземной любви точно сыпать не будет. Но пока что-то не тянуло Иринку на приключения…

А Ивэйда так и вовсе от мужиков шарахалась. Вслед за этой небрежной мыслью всплыло гадкое воспоминание, до поры очень тщательно спрятанное, засунутое в глубины подсознания и надежно там захороненное под грудой чепуховых мыслишек.

Иринка отчетливо поняла, почему так получилось у бедной толстушки-недовампирочки. Эта дуреха умудрилась в Ночь Безумств, когда народ пьет без меры, гуляет и любится, как кролики, проголодаться до такой степени, чтобы не усидеть под замком. Взяла и втихаря поперлась на кухню.

Попалась вдрабадан пьяному стражнику, искавшему бабу для перепихона, и получила горячей мужской любви сполна. Короче, толкнули дурочку в первую попавшуюся комнату, разложили и поимели. Хорошо еще прямо на ней заснули, не успев отодрать до бесчувствия. В свои комнаты враз растерявшая остатки аппетита Ивка кое-как добралась и закрылась на все замки. Отмывалась, рыдала, но ни на помощь звать, ни каяться отцу-мачехе не ринулась. Не было у нее того, кому бы могла безоглядно довериться, в чью жилетку желала бы поплакаться. А без доверия жгучий стыд удержал вернее пут, не позволил открыться.

Ивэйда промолчала. Поначалу до дрожи боялась, что узнает кто-нибудь о ее позоре, но даже тот насильник мимо нее, как мимо стены, проходил. Ничего не помнил или не признал случайную подстилку, использованную во хмелю.