Стократ - Марина и Сергей Дяченко Страница 42

– Птицы, – сказал Стократ, и обе девушки уставились на него с подозрением.

– Что с тобой? – просипела высокая.

– Птицы носят свою тень туда-сюда и совершенно свободно.

У высокой расширились глаза. Ее товарка несколько секунд хлопала ресницами, пока сообразила:

– Так значит…

– Эй! – послышалось снизу. – Не спите? Смена пришла!

Веревочная лестница дернулась, заскрипела мертвая кора.

– Ничего не значит, – сказал Стократ. – Проверь свою тень – на месте?

Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, осветило настил. Крутобокая девушка, к изумлению Стократа, встала на колени, почти легла, изучая свою тень на досках.

– На месте, – она прокашлялась. – Это моя тень…

– Дозорный, ты спишь, что ли?!

Над настилом показалось усатое лицо неизвестного Стократу охотника.

– Птицы, – жалобно сказала ему девушка. – Они ведь летают, и всюду тень с собой носят…

На верхушке дерева стало тесно. Доски заскрипели и покосились, и Стократу захотелось вниз.

– Кто тебе таких глупостей наговорил? – надвинулся на девушку усатый охотник.

– Вот он…

Строгий взгляд усатого переместился на Стократа.

– Чужак? Ты его побольше слушай… А ты, – это Стократу, – спускайся. Нечего тут, раз стрелять не умеешь.

Стократ не стал ничего объяснять. Высокая девушка сбивчиво говорила, срываясь на хрип, и кашляла, и кашель пополам со страхом мешали ей продолжать. Стократ спустился вниз, в мокрую от росы траву, и с удивлением понял, что внизу теплее.

Ему было совершенно ясно, что люди с луками напрасно не спят ночей, и напрасно проводят дни на сколоченном наспех, прибитом к дереву настиле. То, что поселилось за рекой, давно бы захватило и селение Белый Крот, и всю Дубраву – если бы могло.

Или если бы желало.

«У нас нечем тебе заплатить, – сказал старик тогда, ночью, во тьме. – Даже если бы мы верили, что ты сможешь помочь…»

«Мне не надо платы, – ответил Стократ. – Просто покормите меня в дорогу».

Старик решил, что Стократ полоумный. Но мешать ему не стал. Сказал только: «Возвращайся ночью и без огня. Без тени. Если пойдешь днем или с факелом – тебя убьют».

* * *

Он шел через мост, и его длинная тень плыла по воде. Река была широкой, но мелкой. Две утки добывали корм со дна у самого берега, опрокинувшись, как сбитые мишени в тире, выставив опрятные гузки.

Он миновал первую опору. Тело мужчины лежало лицом кверху, Стократ не стал его разглядывать. В груди и в горле торчали стрелы с бело-желтым оперением. Еще несколько таких стрел лежали дальше на мосту – стрелкам непросто давался прицельный выстрел в человека, в знакомого, в приятеля из соседнего поселка.

Здесь же нашлась стрела светловолосой лучницы. Наконечник был расплющен о камни, оперение – бело-серое. Стократ, подумав, поднял стрелу и, вертя ее в пальцах, неторопливо двинулся дальше.

Солнце поднималось выше, огни впереди уже не были видны. Стократ не спал сутки, но не чувствовал усталости, только жжение в уголках глаз заставляло чаще моргать.

Дорога от моста к поселку Длинный День была широка и ухожена. Кое-где на обочинах и между колеями пробивалась свежая трава: лес хранил влагу даже после многих сухих и солнечных дней. Желтые венчики на мясистых стеблях цветом совпадали с оперением стрелы. Птицы щебетали тихо и неохотно.

Стократ шел, чувствуя себя окруженным, спеленатым, спутанным тенями высоких деревьев и трав.

Тень. Отражение, образ, отделенный от тебя, перенесенный туда, куда ты не можешь дотянуться. Тень ходит по воде и без крыльев преодолевает пропасть. Кое-кто верит, что в тени прячется душа…

Дорога пошла вверх, и довольно круто. А когда Стократ достиг высшей точки – увидел впереди поселок Длинный День.

* * *

На краю площади грудой лежали прогоревшие факелы. От груды воняло, а впрочем, вся эта площадь и все эти люди пахли не лучшим образом.

Их было несколько сотен, они стояли и сидели, непрерывно передавая друг другу ковш с водой. Они пили по очереди, ковш переходил из рук в руки и, опустев, возвращался к колодцу. У колодца мужчины крутили ворот, поднимая ведро за ведром, разливая в ковши и снова передавая по кругу. Люди казались изможденными, будто не ели много дней; время от времени то один, то другой отходил в сторону, ко рву, и мочился, не скрываясь. Впрочем, никто ни на кого не смотрел – и Стократ подошел очень близко, никем не замеченный.

Дети стояли вместе со взрослыми – мальчики и девочки разных возрастов. Одна женщина держала на руках грудного младенца. Стократ присмотрелся: бесформенная тень у ее ног непрерывно покачивалась, двигалась, хотя женщина стояла неподвижно, а младенец спал.

Стократу вдруг показалось, что тени, в отличие от людей, смотрят на него, пристально и очень внимательно. Ему захотелось оказаться как можно дальше от этой площади. Он давно ничего не боялся – с тех пор, как ушел из приюта с мечом на поясе, – но в этот момент он снова почувствовал себя ребенком в пустом темном доме, одиноким слепышом в темноте.

Он попятился и был готов бежать без оглядки. В эту минуту меч будто сам собой задел его ногу, и это прикосновение устыдило Стократа и подбодрило.

Осторожно, внимательно выбирая путь, он пересек улицу. Через низкий забор перешагнул в палисадник. Недавно здесь росли цветы – теперь все увяли или были вытоптаны. Стократ заглянул в открытое окно: в доме все стояло вверх дном, на столе валялась наполовину обгоревшая скатерть.

– Человек!

Стократ обернулся. В пяти шагах перед ним было окно соседнего дома, наглухо закрытое ставнями.

– Человек! – шептали из щели. – Дай нам воды! Принеси нам воды из коло…

Звук оплеухи.

– Отойди! – зарычал из-за ставней другой голос. – Здесь нет тени!

Стократ подошел ближе.

– Кто здесь?

– Принеси нам воды…

– А с водой и тень?! – рявкнули за ставнями.

– А он поставит ведро в сенях, там темно…

– Дверь не открою! Уходи!

– Погодите, – сказал Стократ. – Сейчас.

Он выбрался из палисадника и пошел вдоль деревянной стены. Никто не смотрел на него: люди передавали из рук в руки ковшик с водой. Те, кто не пил, стоял неподвижно, опустив руки вдоль тела, – но тени их колебались. Тени покачивались, как деревья под ветром. Тени смотрели на чужака – теперь уже точно смотрели.

На камне у самого колодца сидел старик. Стократ вздрогнул: с этим человеком он расстался ночью в поселке Белый Крот. Рассказывая чужаку о своих бедах, тот старик ни словом не обмолвился, что его брат, учительствующий на два поселка, – близнец.