Семь отмычек Всевластия - Антон Краснов Страница 42

Нет надобности говорить, что у родной милиции возникли большие проблемы с протоколами. И если Женя Афанасьев довольно бодро назвал свою фамилию, имя, отчество, прописку и социальный статус, то уж с Эллером пришлось изрядно помучиться. Впрочем, никаких затруднений и иллюзий у дежурного, старлея Богданова, не возникло. Он с невозмутимым лицом заслушал доклад чуть живого Эллера о том, что тот в составе большой делегации товарищей прибыл несколько дней назад с планеты Аль Дионна и вознамерился снова стать богом, как предки альдионнитов. Дежурный старательно записал в протокол утверждение Эллера о том, что он только что прибыл из Древнего Египта, где добывал посох пророка Моисея. На прямой вопрос Богданова: «Сколько вьшил?» — рыжебородый дион честно ответил: «Два кувшина нубийской настойки, купленной мною на берегу Нила». Богданов кинул быстрый взгляд на Альдаира, который вообще еле шевелился, и заявил, что с подобранными на берегу реки Волги гражданами все понятно. После этого он снял телефонную трубку, накрутил диск и деловито сообщил кому-то:

— Все ясно. Несут какую-то чушь. Рыжий, с бородой заявил мне, что он бог и только что прибыл из Древнего Египта. Это еще что! Да на прошлой неделе мы забрали троих неформалов из Питера, таких же бородатых, как этот, из Египта. Так они обглотались галлюциногенных грибов, кувыркались по набережной, а в протокол просили занести, что они, все трое, — это три земных воплощения бога Кришны. Нормально. Посидели в камере, все путем стало.

— Товарищ старший лейтенант, — осторожно произнес Афанасьев, — вы собираетесь посадить их в камеру?

— Почему — их? — осклабился дежурный. — И тебя тоже. Хотя ты, конечно, поприличнее. Ну, ничего. Посидишь за компанию, пока мы тебя прозвоним. А с ними разговор будет, когда они очухаются.

— Товарищ старший лейтенант, — проговорил Афанасьев, и в его голосе проскользнули умоляющие нотки, — вот именно потому, что они тут у вас могут очухаться и выйти на свободу, я и прошу отпустить их сейчас. Я вам любой штраф заплачу… в разумных, конечно, пределах.

— Не пойдет, — решительно покачал головой старлей, — если бы при них хоть документы были… А то вдруг они в розыске? Меня потом за такие дела так по головке погладят, что задница отвалится.

Женя Афанасьев не стал вникать в тонкости диковинной анатомии старшего лейтенанта с той позиции, с какой тот сам ее обрисовал. Он сделал еще более умоляющее лицо и произнес:

— Дело в том, что они некоторым образом… иностранцы. И если они очухаются и увидят, где очутились, то… то у вас МОГУТ быть большие неприятности. Словом… мое дело предупредить.

— Гм, — задумался старший лейтенант Богданов, до которого уже начала доходить логика Афанасьева, — не нравится мне это… А что он там лепетал? Черт знает что! Из Древнего Египта! И в протокол такое-то заносить стыдно!

В этот момент в отделение вошла невысокая миловидная девушка в форме с погонами старшего сержанта. Она глянула на Богданова и сказала:

— Это самое… Сережа… там, значит, Васягин на работу явился.

Женя Афанасьев сразу понял по выражению ее лица, что если действительно Васягин и явился на работу, то это отнюдь не вызвало восторга у его коллег. По крайней мере, в глазах девушки-сержанта, пришедшей уведомить о долгожданном появлении заблудшего сына РОВД, плавало недоумение, перемешанное с плохо скрываемой тревогой. Впрочем, все точки над «i» были расставлены очень быстро. Отворилась дверь, и появился Васягин.

Рука старшего лейтенанта Богданова, писавшая протокол, дрогнула и соскользнула, оставляя за собой на бумаге длинную прерывистую черту. Рыжебородый Эллер неэтично ткнул в Васягина, неуверенно застрявшего в дверях, толстым пальцем, и широко улыбнулся. Женя Афанасьев привстал со стула.

— Нет, ты что там встал, Вася? — наконец прервал общее молчание старлей Богданов. — Нет, ты уж проходи, что двери нараспашку держать? Я смотрю, ты тоже недурно провел время.

Посмотреть и в самом деле было на что. Сержант Васягин пришел на работу не в милицейской форме. Более того, явился и не в гражданской одежде. Он был неумело замотан в кусок белой шерстяной ткани, именовавшейся когда-то белой. С пурпурной каймой. Сейчас эту ткань покрывали пятна грязи и чего-то красновато-бурого. Скорее всего, крови или вина, а может, и того, и того. На голове у Васягина, всклокоченной, с прилипшими к вискам мокрыми волосами, виднелся венок, сплетенный из дубовых веток. В руке неустрашимый сержант держал чашу с чем-то плескавшимся.

— Та-ак, — сказал Богданов. — Ты тоже пьянствуешь? А ну, поставь эту штуковину ко мне на стол! Уффф! От тебя несет за километр. Ну, Васягин, влетит тебе! Иди, дурик, переоденься, пока на глаза майору Сивцову не попался. Он-то тебя давно поджидал!

Васягин, кажется, не очень его понимал. Богданов попытался вырвать у него чашу, но Вася не выпускал. Его пальцы сжались на ней до судороги, до побелевших от напряжения лунок ногтей.

— Ты откуда такой взялся-то? — несколько озадаченно повторил старлей. — Одни вот тут сидят, говорят, из Египта, клоуны… а ты…

— Из Древнего Рима, — потерянным голосом выговорил Вася Васягин и сел на пол.

Богданов опустил руки и растерянно уставился на сослуживца.

— Желаю возлежать!! — сидя на полу, возвысил голос сержант Васягин, а потом снова поднялся с пола и принялся теребить дубовый венок на своей голове. — Per aspera ad astra [10]! Ибо спас жизнь римского гражданина и…

— Вася, ты мне тут брось эту хренопупину, — пролепетал Богданов, судорожно водя ручкой по недописанному протоколу. — Особенно при задержанных. Ты что, сдурел, что ли? Вылететь из органов захотел? Ты давай завершай этот цирк!

И тут случилось.

Колючие искорки вспыхнули во вдребезги пьяном взгляде «выходца из Древнего Рима». Облаченный в самую что ни на есть настоящую тогу Вася Васягин что было силы врезал кулаком по столу, на котором растерявшийся старший лейтенант все еще пытался дописать протокол о задержании, и проорал:

— Вот про цирки — не на-а-а-адо!!!

2

Рим, март 44 года до н.э.

— Слава великому Цезарю!

Волны приветствий катились по бушующему морю римского Большого цирка, пенясь барашками белокурых, рыжих, темноволосых, седых голов и рассыпаясь брызгами десятков тысяч разноцветных одежд — туник, пеплумов, латиклавий и ангустиклавий, паллиев; шум огромной толпы — более пятидесяти тысяч человек, собравшихся здесь, в Большом цирке, — рокотал, взвивался, дробился, как морской прибой. Больше сотни тысяч глаз были обращены в одном направлении — к западной части цирка, срезанной по прямой линии, туда, где виднелся оппидум, грандиозное сооружение с тринадцатью арками. Под средней из арок располагались так называемые Парадные ворота, через которые перед началом зрелища, главного действа, на ристалище входила процессия, несшая изображения богов. Против Парадных ворот находились главные ворота Большого цирка, Триумфальные ворота. Через них в цирк вступали победители и повелители.