Дорога к Зверю  - Марина Дарман Страница 41

Нюра ушла на рассвете. Едва забрезжило солнце, как она скакнула на порог, натянула лямки заплечного короба и распахнула руки, словно пытаясь обнять весь хутор разом. Прохладный воздух сезона дождей и туманов щекотал ноздри, заманивая в путь дорогу запахом опавших листьев и свежескошенной травы.

– Чаво удумала? Не пущу! – Горяна выскочила на крыльцо с метлой наперевес. – А ну подь обратно.

– Как чего? – Нюра спустилась с крыльца и уперла кулаки в бока. – Сердце искать надо? Надо! Жалюта подтвердил. Как я без сердца-то?

– Да где ж ты его сыщешь, бесноватая. Зверь с тобой, сиди дома. Авось беда стороной пройдет.

– Не могу дома. Тошно мне! – призналась Нюра и прикрикнула: – Все равно же уйду. Не сейчас, так затемно. Не уследишь. Не уследишь!

Мать схватилась за грудь и уселась на крыльцо, глядя на дочь глазами, полными слез. Дочь виновато хлюпнула носом, присела рядышком и обняла родительницу.

– Я вернусь. Вот тебе знак Зверя! Вернусь.

– Все вы так обещаете, – с горечью произнесла Горяна и добавила: – Хоть весточку с лешими передай. Знать буду, где ты, что ты.

– Передам. Как повстречаю, сразу передам, – согласилась Нюра, виновато посмотрела и жалобно протянула: – Ты уж не серчай, маменька. Не могу я иначе. Зовет дорога-то.

– Зовет иди, – обреченно произнесла мать, осенила знаком Зверя и расцеловала в обе щеки.

Дочь неуклюже поднялась, словно нехотя дошла до калитки, и обернулась, запоминая образ дома и простоволосой матери, стоящей на пороге. Прикусила губу и резко, больше не оборачиваясь пошла прочь, боясь передумать. Дорога, конечно, звала, но дом роднее и привычнее. А там вдали, кто его знает, что скрывается.

Хутор она миновала быстро, пересекла пастбище, родные поля и вышла к лесу, который уже не казался столь приветливым как издалека. Тянуло холодом, гниющей травой и гнусом. Нюра попросила Зверя о защите, поправила лямки короба и ступила на едва заметную тропу.

– Позже надо было идти. Позже, – пробормотала она, отбиваясь от вездесущих насекомых. – Тогда было бы холодно, зато не кусуче. А сейчас я тут единственный завтрак на несколько дней пути.

Но больше всего ее радовала собственная предусмотрительность. Уж сколько они с маменькой спорили вечером. Та настаивала, что это бесстыдство как есть. Дочь доказывала, что в походе удобство важнее. Так спорили, что всю округу взбудоражили. Хуторяне по-одному просовывали в дверную щель любопытные носы и таинственным шепотом спрашивали:

– Случилось чегось? Давай рассужу.

Судили всем хутором. Вопрос-то почитай важный. Быть штанам, или не быть штанам. Нюра считала – быть, бабы считали – не быть. Мужики посмеивались и предлагали свои в помощь.

Парочкой новых, пусть и страшноватых, штанов она таки разжилась у сердобольных соседей. А заодно, рубахами, и крупными не по размеру чеботами. Ноги обмотала тряпками, чтобы не потерять обувку. Волосы спрятала под высокую шапку. В короб запихала провизию, огниво, нож и кучу полезных вещиц. И теперь щуплостью гораздо больше походила на паренька, нежели на молоденькую женщину. Нет, ежели пощупать, ошибиться невозможно. Но Нюра надеялась, что до щупанья дело не дойдет. Да и кому ее в лесу щупать-то? Разве, что сам Зверь с неба спустится.

До темноты она шла, останавливаясь лишь по естественной надобности, да для срезки очередного подходящего гриба. Ела на ходу, отдохнуть решила ночью. Неизвестно сколько клоков есть в запасе, и как далеко придется идти за чародеем. Да и дорогу только предстоит разведать. Так-то все в хуторе знают, что ушедшие к Зверю живут в небесных чертогах. А вот путь к ним неведом. Жалюта больше ничего не прибавил. Судимир вовсе глянул так, что язык отнялся. Но шаманов много, в каждом хуторе есть. Глядишь и сыщется поразговорчивей.

Для ночлега она выбрала старое дерево с узловатыми выступающими из земли корнями. Причудливый рисунок, что они создавали, проходил на землянистой жижей, оставаясь сухим. Только костер пришлось палить чуть в стороне на плоском камне, лучше всего подходящем для очага.

Хворост насобирала быстро. Огонь тоже развела без труда и устроилась греться рядом с пышущим жаром пламенем. Вода из ручья поблизости уже кипятилась в походном котелке. А Нюра ловко чистила набранную кучку даров леса. И зажарить на прутиках и похлебку сварить хватит.

Похлебка булькала, грибы на прутике жарились, а молодая женщина задумчиво вглядывалась в пламя. Красноватые язычки сменялись оранжевыми с такой скоростью, что проследить переход одного цвета в другой не удавалось. Остро пахло дымом и грибами. Гнус, обидевшись на тяжелый запах, вился за пределами кружка света и надсадно гудел, зовя коварную жертву подойти ближе. Жертва лишь усмехалась и прикидывала из чего лучше на ночь запалить дымокур, чтобы спать с комфортом. А то ведь съедят-то. Ночь длинная.

Сгустившаяся темнота меняла очертания деревьев, превращая в нездешних монстров, что тянули скрюченные лапы к припозднившейся путешественнице. Та зябко ежилась, несмотря на жар костра, и плотнее придвигалась к пламени – единственной защите от темноты и зверья. Распаленное воображение подкидывало все новые ужасы, в красках расписывая, что поджидает в дальнем пути глупую волчицу. Треск огня усиливался с каждым мигом, точно и не дерево горит вовсе. Костер взмывал все выше и выше, поднимая язычки пламени сперва до плеч Нюры, потом до макушки, а после вовсе вспыхнул в ее рост.

– Защити Зверь всемогущий. Не оставь дочь твою, – она отшатнулась, повалившись на склизкую траву, и осеняя себя знаком.

Пламя сменило цвет на кроваво-багряный и сильнее загудело, словно разозлившись на глупую просьбу. Молодая женщина ползла прочь. Передвигаться кверху животом не очень-то удобно, но, когда страх побеждает, и не такое возможно. Она на ощупь переставляла руки и подтягивала ноги, стремясь оказаться как можно дальше от взбесившегося огня, в котором явственно проступали выпуклые буквы:

– Возвращайся домой! Это не твой путь! – гласило послание.