В огненном плену - Карен Мари Монинг Страница 41

Если нам придется уйти, кто присмотрит за аббатством? Или мы просто осядем под его стенами, молясь, чтобы узник не вырвался наружу?

Ладонью в защитном жесте я прикрываю живот. Пока еще ничего не заметно. Я трачу бóльшую часть энергии на прикрытие. Я должна обезопасить наше будущее.

Когда я достигаю основания стеклянной лестницы в стеклянном здании, которое бетонный демон Риодан зовет своим домом, он уже ждет меня.

А как же иначе.

— Почему ты солгал насчет Шона? — спрашиваю я у него.

— Я не лгал. Ты сама перекроила мои слова в нужную тебе форму. Если помнишь, в ту ночь я подталкивал тебя к разговору с ним. Последуй ты моему совету, и тебе была бы известна правда. Две половинки, полная искренность.

— Не издевайся надо мной.

— Не облегчай мне эту задачу.

— Ты сказал, что потребуешь мой долг с него.

— Я сказал, что не помешало бы заменить моего убитого официанта, и снял тебя с крючка.

— Чтобы нацепить на другой.

— Ты сама решила стать червяком. Разговор затянулся, Катарина. Ты так и не сказала Шону о том, что Круус занимается с тобой сексом в твоих снах.

Я ничего не отвечаю, и он смеется.

— И все же ты здесь. Снова меня ищешь. Снова пришла за ответами, которых не станешь слушать. Я не веду бесполезных разговоров. Уходи.

Я не трогаюсь с места.

Риодан смеривает меня холодным серебряным взглядом и выгибает бровь.

— Не сомневайся в том, что делаешь, Катарина, — тихо предупреждает он. — Если ты о чем-то меня попросишь, я не остановлюсь, пока запрос не будет удовлетворен. Так, как я считаю нужным.

Я цепляюсь за два последних его слова.

— Ты не чувствуешь.

— Это ты, моя вечно спокойная кошечка, не умеешь чувствовать, отрицая себе же во вред потребности своего сердца.

— И ты ничего не знаешь о сердце, ни о моем, ни о других.

— Изложи свою цель. У меня много срочных дел.

Я смотрю в лицо мужчины, которого не существует, которого, согласно моей эмпатии, вообще нет в этом месте, и тщательно подбираю слова. Я не могу продолжать, не испытывая стопроцентной преданности своей цели, и мне отлично известно, что путь к ней либо сломает, либо закалит меня. Хотела бы я заранее знать варианты, но я еще не испытывала себя. Я не знаю.

Я сдерживаю порыв прикрыть ладонью живот. Я не должна выдать себя перед этим мужчиной. Мне следует стать другой. У Риодана уверенная рука и острый резец. Глина выбрала своего скульптора. Этот мужчина, чем бы он ни был, обладает силой, превосходящей мои скромные способности. Он и его приближенные знают то, чего не знаю я: как защищать свою собственность. Они безжалостны и тверды. И успешны.

И если я намерена заботиться о своих подопечных, о своем ребенке, мне следует научиться быть столь же успешной.

— Я пришла признать, что плаваю в дерьме.

Риодан улыбается:

— Самое время, Катарина.

Я ощутила разочарование отца всего через несколько дней после своего рождения, хотя в то время я, конечно же, не знала, что именно чувствую, кроме отверженности и одиночества. Шли годы, его злость и отвращение к дочери, которую он не может использовать для укрепления своей позиции, разрослись и стали настолько невыносимыми, что я научилась избегать его в меру своих возможностей. Компаньонами моего детства стали жадность и нетерпение, внутренняя пустота и страх моей матери. А еще был Шон, с которым я росла, который любил меня без всяких условий, с самого начала, даже когда я плакала. И все же мне часто бывало сложно вынести оттенки его эмоций. Филе, миньоны и антрекоты, мы все равно неидеальны — даже в лучших из нас есть прожилки страхов и неуверенности.

По мере того как мы спускаемся все глубже в «Честерс», давление хаотичных эмоций постепенно идет на спад, давая мне редкую и драгоценную передышку: шум бесконечных мирских ощущений снизился с десяти баллов до четырех. Мы проходим один стеклянный коридор за другим, и я удивляюсь — Риодан завел меня в дальние части клуба, куда нет доступа остальным. Некоторое время спустя он скользит ладонью по гладкой стеклянной стене, и в ней появляется лифт.

— Куда ты меня ведешь? — спрашиваю я, когда двери лифта закрываются, запечатывая меня в слишком маленьком пространстве со слишком большим мужчиной.

Я чувствую себя Данте, спускающимся в ад, вот только провожает меня совсем не римский поэт.

— С этого момента и далее вопросы задаю только я. Если ты хочешь стать бетоном, не заплатив цены за превращение.

Я смотрю на него, потрясенная. Откуда он это знает?

— Ты умеешь читать мысли.

— Люди слишком громко думают. Мы берем то, что нам предлагают. Люди отдают слишком много. Порой даже все.

— Что ты собираешься делать? Будешь учить меня драться?

— Не я.

Риодан сопровождает меня от лифта до самого восхитительно бесшумного коридора в моей жизни. Я медленно поворачиваюсь вокруг своей оси, прислушиваюсь, но ничего не слышу. Этот этаж, должно быть, тщательно звукоизолирован. Ни намека на ритм музыки, ни даже белого шума, сплошное отсутствие звука.

— Тогда кто?

Он увлекает меня дальше по коридору, приобняв за талию, открывает очередную дверь, и мы входим в слабо освещенную длинную комнату с едва угадывающимися прямоугольниками дверей в прилегающие к ней помещения.

Комната совершенно пуста. Ни стола, ни дивана, ни ковра, ни стула.

Полы из полированного черного дерева. Стены цвета слоновой кости. Периметр высокого кессонного потолка со вставками из набивной кожи над неороманскими молдингами излучает рассеянный свет. На двух стенах виднеются большие кронштейны, словно когда-то здесь были выставлены сокровища. Комната кажется рафинировано-утонченной.

Ее обитатель — нет.

На полу растянулся мужчина. Он смотрит вверх, скрестив руки над головой. Как и остальные подручные Риодана, он высок, широк, мускулист, покрыт шрамами… и находится где-то в другом месте. Мужчина одет в черные камуфляжные штаны, низко сидящие на бедрах. Он бос. Его руки покрыты татуировками, голова почти полностью выбрита, подбородок обрамляет темная тень щетины. Он похож на командира отряда военных наемников — того подразделения, о котором мир никогда ничего не узнает.

— Кастео будет твоим инструктором.

Я могу лишь недоверчиво глазеть на него. Джо рассказывала мне о Девяти, но толку от этих историй было мало. Кастео — это тот, кто не говорит. По словам Джо, в незапамятные времена с ним что-то случилось, и с тех пор он не проронил ни слова.

— Это что, шутка в твоем понимании шутки? Он же не говорит?

— А ты меня не слушаешь. Союз, заключенный на небесах. — Риодан подходит к Кастео, останавливается над ним и смотрит вниз.