Кукла советника - Елена Литвиненко Страница 41

Порой накатывало желание рассказать ему о своих успехах – без лишней скромности могу сказать, что училась я лучше всех мальчишек-сверстников, вместе взятых. В силе я проигрывала, зато там, где требовались ловкость и скорость, они глотали пыль. Но каждый раз я останавливалась. Во-первых, стеснялась. Во-вторых, боялась нарваться на Сибилла. И, наконец, что бы случилось, застань меня Тимар? Или, Светлые упаси, Галия? Графская любовница до сих злилась на меня из-за тех редких вызовов в кабинет Йарры. То, что за следующие два года мы с ним виделись всего раз восемь, не считая его прыжка ко мне с противоядием, роли не играло.

Но сейчас, чем дольше я сидела на уже занемевших ногах, тем сильнее крепло желание пожаловаться ему и умолить избавить от Роха и хотя бы части уроков. Ну их, эти Искусства! В гробу я их видала, в белом саване. И геометрию туда же, в погребальную урну. В идеале – вместе с теорией инженерного дела…

Нет, все-таки граф – это последняя инстанция. А пока попробую просто побунтовать. Или не попробую – в окне мелькнуло желтокожее морщинистое лицо. Следит, чтобы я сидела. Небось, каждую складку на моей рубашке запомнил. Чтоб его подагрой разбило…

Пришел Тим, принес поесть и буристу.

– Извини, освободить тебя не могу. Если бы не яд, – понизил он голос, – Рох бы оставил тебя без крошки еды на весь день. Чем ты его так разозлила? – Тим поднес к моим губам хлеб с ломтем мяса. Я с жадностью отгрызла кусок, прожевала.

– Не знаю.

– Врешь?

– Честно. Дай попить. – Пилюля привычно обожгла желудок.

Забавное, наверное, зрелище – длинноногий парень что-то заталкивает пинцетом в рот сидящей перед ним девчонке. Я бы посмеялась, если бы затекшие ноги так не ныли.

И голову напекло.

И в боку снова укололо – я едва сдержала стон.

Не-на-ви-жу.

Глоток воды, принесенной Тимом, лишь раздразнил.

Тщетно попытавшись вызвать образ океана, я от скуки переключилась на новобранцев, бегущих по полосе препятствий. Или ползущих – у кого на что сил хватало.

Первой препоной была насыпь в два моих роста, а за ней ров с зацветшей водой, через который нужно прыгать. Или форсировать, если не долетишь до другого края. Причем дно и стенки скользкие, глиняные, так просто наверх не выбраться. А песчинки в часах сыпятся… Не будешь справляться – переведут в училище регулярной армии. Там и препятствия проще, и смертники всегда нужны.

Справлялся примерно один из тридцати.

Сразу за рвом – четыре ряда частокола, каждый выше предыдущего. Последний еще и острыми шипами сверху украшен. Потом тесный тоннель – я как-то сунулась в него, проползла локтей тридцать и поняла, что задыхаюсь. А до конца было еще далеко… Гладкое бревно-стойка, на которое нужно взобраться, хлипкий дощатый мостик в две стопы шириной на высоте второго этажа, канат, чтобы спуститься всего на четыре локтя, а потом – прыгай. И снова ползи, пригибаясь под колючей проволокой, беги по кочкам; короткий отрезок по прямой, еще насыпь и канат надо рвом – нужно пересечь его, перебирая руками. И вот он, казалось бы, финиш, но на тебя летят мешки с песком, которые ты можешь либо отбить палкой, либо попытаться увернуться.

Ах, да. Палка. Я забыла сказать, что все это время с вами древко копья весом чуть ли не в стоун.

Из десятки, проходившей полосу, за отведенное время до финиша не дошел никто. И вообще ни один до финиша не добрался.

Старый сержант, обматерив парней, отправил их к лекарю. Могу поспорить, не раньше, чем через месяц, все они окажутся либо на окраинах Леса, либо на прибрежных островах Рассветного океана – там одно за другим вспыхивали восстания. Неудивительно, если в гарнизонах такие увальни.

Я облизнула сухие, покрывшиеся корочками губы. С завистью посмотрела на сержанта, с хлюпаньем опустошавшего фляжку. На зубах хрустел песок.

Полосу прошла вторая десятка, третья, пятая. Вкусно запахло жарким из солдатской столовой. Про меня забыли, что ли? Хорошо хоть солнце повернулось и больше не выжигает глаза.

Из-за казарм вышел оруженосец, воровато огляделся по сторонам, и, помявшись, подошел ближе. Тот самый полукровка, говорящий на языке Роха.

– Госпожа, я подумал…

Я красноречиво подняла бровь. Думать умеешь?

– Может, вы хотите пить?

Язвительное выражение моментально сползло с лица. Рефлекторно дернув кадыком, я кивнула.

Мальчишка засуетился, отвинчивая крышку фляги.

– Я не знал, какой чиар вы любите, с медом или без, и налил земляничной воды.

То есть он еще и кухню ограбил. Не припомню, чтобы оруженосцам землянику давали.

– Я фляжку мыл, честное слово…

Угукнув, я жадно присосалась к горлышку. О боги, это блаженство! Оруженосец придерживал дно, помогая мне пить. Капли воды сбегали по губам, по шее, мочили воротник рубашки, но Светлые, как же вкусно!

– Меня Алан зовут, – шаркнул оруженосец. – Просто Алан, – помедлив, добавил он.

Непризнанный бастард, значит. Бывает.

– Трудно, наверное, целый день вот так, без движения?

– Мне нельзя разговаривать, – прошелестела я.

– Простите… – Алан покраснел. – Извините, я не знал.

– Спасибо за воду.

Сидеть стало гораздо веселее. А увидев Алана с букетиком ромашек, я едва сдержала смех. Забавный он. Высокий, костистый, как килька. Волосы темно-русые, с белесыми прядями, острижены у плеч, глаза иссиня-зеленые. Кем бы ни был его отец, у него сильная кровь. Одежда потрепанная, видно, что с чужого плеча, но аккуратно заштопанная и чистая.

Алан положил цветы передо мной, поклонился, не поднимая глаз, и независимо удалился. Скрылся за углом и побежал – я услышала топот. И все-таки захихикала.

Зато потом стало не до смеха – когда пришел Тим, решив, что ночью мне во дворе делать нечего. Ноги не просто затекли – одеревенели, и, вскрикнув, я повисла на брате. Крякнув, Тим подхватил меня под мышки, снова посадил и принялся растирать лодыжки, стопы.

– Сейчас пройдет, потерпи. Лучше?

– Да…

– Старушка древняя моя, – сверкнул зубами брат, когда я, держась за поясницу, похромала за ним.

– Да ну тебя…

Про оставленные на плацу ромашки я вспомнила утром, когда меня растолкал Тим и, помахивая найденным у дверей букетом еще влажных от росы цветов, потребовал объяснений.