Сказки Круговерти. Право уйти - Татьяна Устименко Страница 41

Криэ задумчиво перебирал пальцами связку жетонов, пытаясь определить, что же за чары были на них некогда наложены.

– Вашего здесь нет, я правильно понял? – спросил Хельги, пересмотрев пластинки.

– Правильно. – Даниэль вытянул из-за пазухи витую цепочку с бляшкой. – Этот делали специально под меня. Его тоже надо бы подновить, но, боюсь, вы тут бессильны.

Демонолог пристально рассматривал амулет. Да, штучная работа. Лучше не лезть. Неизвестно чего и как в эту штучку насовано. Выдаст какой-нибудь сюрприз, и останешься потом без рабочих конечностей, а то и без глаз…

– А с остальными поможете?

– Попробую, – согласился маг. – Но ничего не обещаю. То есть зарядить-то я их заряжу, но вот чары обновить не смогу. А надо бы – они уже поизносились. И вообще, лучше бы вы обратились к мастеру амулетов в городе.

– Я и обратился, – виновато откликнулся оборотень. – Но он их даже в руки взять не смог – там же церковное серебро.

– Он за вами потом хоть с острогой не гнался? – сочувственно спросил демонолог, запоздало вспоминая, что единственный в Белгродно мастер амулетов наполовину человек, а наполовину водяной бес.

– Нет, но я узнал о себе много нового, витиеватого и трехэтажного, – озорно усмехнулся оборотень…

* * *

Вода в глубокой деревянной чаше то и дело подергивалась мелкой рябью, мешая четко разглядеть происходящее. Скульд нервно заломила пальцы, напряженно наблюдая за изменениями в воде. Тайком от сестер покровительница грядущего наблюдала за жизнью младшего сына барона Тарницы на протяжении всех шестнадцати лет его унылого существования. Младшая из трех норн так и не оставила попыток исправить ту часть судьбы, которая принадлежала ей. И вот сейчас с отражением в чаше творилось что-то уж совсем непотребное. Возможно, это стало следствием упрямства Скульд, а возможно повлияло что-то или кто-то ещё, но водная гладь нервно вздрогнула, в очередной раз пошла рябью и замутилась. Вода перестала быть кристально чистой, и чаша оказалась заполнена белой непроглядной мутью. Скульд откровенно выругалась. Забавы кончились. Вот теперь точно пришло время вмешаться. Эта белая муть в воде могла означать только одно – нарушился один из Столпов Стихии. И, кажется, норна знала, какой именно. Похоже, в этот раз Гадес перешел черту. И Скульд была готова на все, даже на сделку со Смертью, лишь бы вернуть жизнь на круги своя. Но сначала стоит выяснить, что задумал Часовщик.

Гусь свинье не товарищ, впрочем, как и живой мертвецу. Даже когда мир был един, всегда оставалась черта, за которой живым делать нечего. Порог, Рубеж, Грань – у нее много имен. И до поры до времени лишь Слепая Гостья беспрепятственно разгуливала по обе стороны черты. Но любопытство, то самое, что сгубило кошку, не единожды поставило миропорядок с ног на голову и заставило Госпожу Смерть немало побегать, чтобы вернуть все на круги своя. Наверное, поэтому и не любила Арьята своих вынужденных соседей. Ибо не только ее вотчина, Круговерть, стояла в пригранье…

Стражи, Смотрители, Столпы Стихии – герои канувших в Лету преданий, те, кого люди называли богами и которых позднее предали и забыли. Но только кто бы подсказал этим напыщенным глупцам, почитающим себя венцом творения, что забвение – палка о двух концах. Забудешь огонь – он или угаснет, или превратится в пожар; забудешь воду, и она тут же захлестнет с головой или уйдет в песок, рождая засуху. Забудешь время – не успеешь оглянуться, как оно стерло тебя в пыль, развеяло по ветру, и теперь уже ты погребен в вечном забвении…

Только вот само время ни о чем не забывает. Множество солнечных и лунных часов хранятся в скальном чертоге, где отсчитывают неисчисляемое, сменяя день – ночью, лето – осенью, а память – забвением. Деревянные, каменные, железные циферблаты, испещренные мерами; призрачные стрелки, порожденные светом, тенями скользят по ним…

Гадес неспешно прошелся между часами, всматриваясь в цифры и руны. Все шло своим чередом. Еще бы! Ведь стоило хотя бы самым маленьким часам сбиться, как мир тут же вставал на дыбы. И только ему – Хранителю Времени было под силу вернуть все на круги своя.

Часовщик – так прозвала его ненавистная рыжая менестрелька, Гадес – это имя он выбрал сам, справедливо считая, будто имеет над жизнью отнюдь не меньшую власть, чем Слепая Гостья. Его как-то не волновал тот факт, что Ступающая Неслышно полностью игнорирует эту власть. О том, как его звали на самом деле, помнила лишь ива на Асовом кургане, но мало кто сможет расслышать имя в шелесте листвы…

За спиной Часовщика раздались шаги, гулким эхом отразившиеся от пронизанных кварцитом стен. Гадес застыл у широкого циферблата лет. Не так уж много существ отваживались наносить визиты в святая святых Часовщика. Сейчас он мог побиться об заклад, что это не его извечная рыжая противница…

– Чего тебе нужно, Скульд [14]? – не оборачиваясь, спросил он.

Высокая светловолосая женщина криво усмехнулась в затылок Гадесу. Тот зябко повел плечами и обернулся. Младшая норна неподвижно застыла между часами времен года и эпох. Длинные прямые волосы толстыми косами лежали вдоль груди, мужская одежда как нельзя лучше смотрелась на костистой высокой фигуре.

– Судьбы рвутся, словно гнилая нить, – покачала головой Скульд. – Зачем же ты это делаешь, Гадес? Что ты задумал на сей раз?

– Я пытаюсь спасти всех нас, – огрызнулся Хранитель Времени. – Должен же хоть кто-то это сделать, раз остальным плевать!

– Брось оное неблагодарное дело, – отмахнулась норна. – Обманом ты никому не поможешь. Вчера будущее было ясней хрусталя, а сегодня разлетелось дымными клочьями! Похоже, ты стремишься покончить с этим грешным миром, а не спасти его.

– Не думал, что ты такая паникерша, – фыркнул Гадес. – Твое зеркало лишь подернулось дымкой, а ты уже кричишь: «Пожар!» В прошлый раз никто меня не послушал, и что из этого вышло?! Война Двух Миров, кровавая бойня, растянувшаяся на триста лет! Пойми, норна, я обязан не допустить повторения того ужаса. Это мой долг перед нею…

– О да, – невесело усмехнулась Скульд. – Долг – это самое удобное оправдание упрямству, страху, вине, глупости, зависти… Ну что же, раз так, то готовься пожинать посеянные тобой плоды… – с этими словами норна развернулась и вышла прочь, ибо здесь она так ничего и не узнала, да и не надеялась. Возможно, больше прояснит Слепая Гостья… Для норны уже стало привычным, что в любом начинании Гадеса вторую главную роль всегда играет рыжая менестрелька.

Младшая норна уже давно скрылась из виду, а эхо ее шагов еще долго витало меж каменных стен, подобно ударам метронома. Гадес молча смотрел ей вслед. Вот принесла же нелегкая! После каждого посещения Скульд на душе Часовщика становилось предельно гадостно, и хотелось завыть от отчаяния. А то, что норна, как всегда, оказалась права, он предпочел пропустить мимо себя.

Долг не просто самое удобное оправдание, оно – лучшее…