Удар змеи - Александр Прозоров Страница 41

Обоз перевалил пологие холмы, ограничивающие долину Ак-Мечети с востока, и к полудню оказался во владениях новой весны. Здесь, под уже зеленеющими северными склонами холмов, на обширной долине перед урочищем Карасубаши вовсю таял снег. Полозья то и дело жалобно хрипели, соскакивая на мелкие камушки, устилающие тракт. По склонам от дороги вверх тянулись виноградники, на которых кипела работа. Десятки мужчин и женщин поправляли решетки, удерживающие лозу, подвязывали плети, рыхлили землю. Зверев заметил, что то один, то другой виноградарь, подобрав что-то с земли или веток, без колебаний отправляет это в рот — и резко отвернулся. Желание жрать насекомых или прошлогодние ягоды вряд ли свидетельствовало о сытой и счастливой жизни невольников. А кто это еще мог быть?

По правую руку от дороги тоже раскинулись виноградники — но на них работы еще не начались.

Вечером путники разбили лагерь на берегу весело журчащей Биюк-Карасу, уже успевшей насквозь промыть ледовый панцирь, совсем неподалеку от огромной Белой скалы, похожей на круглую крепостную башню высотой с тридцатиэтажный дом. За ней начиналась ровная, как по ниточке, крепостная стена из белого камня. Хотя на деле, конечно, это был всего лишь обрыв очередной столовой горы. Но очень красивый.

Виноградников здесь уже не было, зато воды — вдосталь, а снега оставалось совсем немного, земляные кочки так и вовсе успели выставить на вид зеленые травяные макушки. Посему князь решил сделать тут дневку, чтобы лошади смогли набить брюхо до отвала, и только после этого двинулся дальше, по узкой тропе, тянущейся вдоль самого русла. Всего через три часа они оказались на окраине города, мало чем отличного от Ак-Мечети. Те же самые кроны деревьев, прячущие большинство построек, стройные минареты, отдельные крупные дома — и никаких крепостей.

— Верховым на рысях всего один бросок, — отметил для себя Зверев. — И у кого тут спрашивать, где найти этого проклятого Янша-мурзу?

Как и в прочих известных князю исламских городах, здешние дворы не имели окон наружу. Жители востока не привыкли сидеть на завалинке, болтать у колодца, интересоваться делами соседей. Каждая семья замыкалась в своем уютном дворике и… И князь пока не видел впереди ни одной живой души. Только стены и проулки.

— Вдоль реки надо бы пройти, княже, — посоветовала Прибава.

— Почему? — поинтересовался Андрей.

— Наверняка хоть кто-то из ближних домов вскорости за водой придет, господин, — потупив глаза, ответила она. — У воды завсегда людей много. Надобно токмо глянуть, откуда черпают, да там и подождать.

— Татары невольника пошлют. Откуда ему знать про не самого знатного мурзу?

— Рабы здесь в большинстве православные. Спросим, где храм здешний, а уж там батюшка про басурман завсегда знает. Кто злой, кто жестокий, кто богохульник. Кому еще прихожанам на хозяина пожаловаться, как не ему, у кого утешения в горести искать?

— Умница, — оценил идею князь. — Только всем обозом туда тащиться ни к чему. Полель, с Прибавой пойдешь. Узнаете путь к храму — и обратно.

Холоп с девушкой вернулись минут через пятнадцать, еще полтора часа ушло на то, чтобы обогнуть Карасубазар с западной стороны, пробираясь пока заснеженными полями вдоль лысых, каменистых, но пологих склонов. В храме Успения князь просто показал священнику свиток, в душе надеясь, что тот признает в боярине Лисьине своего прихожанина. Но тот покачал головой:

— Нет, боярина сего не видел ни разу. Но про мурзу Яншу ведаю. Кочует он у Суджу-Кая, в долине. Три юрты у него в кочевье, помнится. Больше ничего не скажу.

— Как его найти, святой отец? — свернул грамоту князь.

— Отсель еще верст семь будет, — задумался батюшка. — Это коли вдоль реки ехать. Она там петлять начинает, и по левую руку скала серая выступает. Это Суджу-Кай и есть. В двух верстах далее опять горы поднимаются. Меж этими камнями долина от реки уходит на три версты. Вот там он и кочует, мурза этот. Где точно, не скажу. Но, мыслю, там уж найти не сложно.

— Благодарствую… — Князь кинул монету в ящичек на нужды церкви, вышел, и обоз снова тронулся в путь.

Шаркая полозьями по прошлогодней квелой траве, обоз приполз к камню Суджу-Кай только на следующий день. Зато — почти на рассвете. Как раз благодаря солнцу, подсветившему еще заснеженные западные склоны за долиной, Андрей и заметил среди белизны слабый серый дымок.

Оказалось, что юрт у мурзы Янши не три, а целых пять. И стоят все они на юге долины, под северными склонами. И разумеется, вдоль этих склонов множеством коричневых прядей тянулись штакетники с виноградной лозой. На плантации трудилось больше полусотни невольников. Зверев, на время забыв про холопов и обоз, бросил поводья лошади и зашагал к винограднику, вглядываясь в фигуры далеких рабов.

— Эй, боярин! — весело окликнули его от крайней юрты. — Не меня ли ищешь?

У покачивающегося полога отирал руки о подол халата улыбчивый татарин. Широкое лицо его с пухлыми розовыми щеками настолько не подходило тощему телу, что тонкие усики, по здешней моде уходящие вниз по краям рта, указывали не на ключицы, а на середину плеч. Уши же и вовсе выпирали наружу. Правда, тут отмечалась изрядная лопоухость.

— Здрав будь, хозяин. Богатства тебе и благоденствия. — Андрей приложил руку к груди, чуть поклонился. Он помнил, что с этим человеком придется торговаться за жизнь отца, а потому грубить ему не следовало. — Не ты ли будешь мурзой Яншой из рода беев Шириновых?

Полог приподнялся, из-под него один за другим стали выбираться еще татары. Пожилые и совсем дети, безусые мальчишки и крепкие воины. Многие были с ножами, но без боевого оружия.

— За добрые слова тебе спасибо, боярин, — двумя пальчиками провел по тонким усикам крымчак, от носа в стороны и вниз до подбородка. — Чую я богатство…

Внезапно татар растолкал патлатый бородач в стеганом халате, вырвался вперед:

— Андрей!!!

— Отец? — В таком обличье Василия Лисьина Зверев не видел еще ни разу, а потому, узнавая глаза, нос, контуры лица, голос, он продолжал еще сомневаться. Но бородач уже сжал его в объятиях:

— Андрей! Андрюша… Сын, откуда?

— Ну, как откуда, батюшка? — Андрей окончательно убедился в том, что перед ним тот самый человек, ради которого он и отправился в путь. — За тобой приехал, как же еще? Ты как? Жив ли, здоров ли? Сказывали, увечен.

— А-а, сын, стало быть, батюшку навестил? — опять засмеялся татарин. — И вправду, значит, богатым мне быть. Эй, Зухра, еще подушку к столу положи. Гость приехал! Проходи внутрь, боярин Андрей! Хаш остывает, мясо сохнет. Когда стол накрыт, время страсть как дорого!

— Идем, сынок, идем, — увлек князя за собой Василий Ярославич.

В юрте после улицы показалось темно — ничего не разглядеть. Но гостя провели, усадили на пол, на плоскую, как блин, подушечку, подали в руку пиалу. Андрей сделал пару глотков, понял, что угощают кумысом, и допил остальное. Татары довольно зашумели. Мурза, сидящий во главе стола, что-то откромсал от туши, лежащей перед ним, протянул. Крымчаки из рук в руки передали Звереву изрядный мясной шмат на кости. Князь кивнул, достал малый нож и, по русскому обычаю, стал срезать небольшие кусочки и отправлять в рот. Хозяева посмеивались, но без неодобрения.