Утраченная невинность - Карен Миллер Страница 41

Гар с изумлением смотрел на Никса. Когда смысл слов лекаря до конца дошел до его сознания, он ощутил, что груз, давящий на грудь, уменьшился и дышать стало легче.

— Не позволю.

— Вам требуется отдых, — без перехода сменил тему Никс. — Я провел больше лет, чем вы живете на свете, в наблюдениях за тем, что делает Заклинание с вашим отцом. Это жестокая вещь. Берегите свою энергию, ваше величество, иначе вы не доживете до той поры, когда сможете увидеть сына, который пойдет по вашим стопам.

В ответ на это суровое внушение Гар лишь стиснул зубы. Никс говорил только то, что велел его священный долг. И, проклятие, он был прав. Как оказалось, мать не зря постоянно сетовала на Заклинание. Несмотря на укрепляющие средства, которыми пичкал его Никс, голова у Гара болела постоянно, а кости, казалось, в любой момент могли рассыпаться в пыль. Стоило немного ослабить контроль над собой, и мысли начинали кружиться, как пух на ветру, и остановиться на какой-то одной было невозможно. Временами его пробирала внутренняя дрожь, словно ветер беспрепятственно пронизывал кожу.

— Прошло всего три недели, — сказал Гар. — Со временем я привыкну, как до меня привык отец, а до него — дед. Барла не могла дать мне корону и забыть о том, что для обладания ею необходима сила.

Озабоченно глядя на Гара, Никс кивнул:

— Конечно.

Гар перевел взгляд на неподвижное тело мага и с грустью сказал:

— Я должен вернуться к своим заботам. Если он хотя бы пошевелится…

— Непременно, — откликнулся Никс, открывая дверь палаты. — Сразу же извещу.

Проходя через анфилады дворца к пустым апартаментам Дурма, король снова и снова обращался к Барле: «Пусть он скорее очнется. У меня почти не осталось времени».

* * *

Ему было не по себе. Как-то странно и даже… неприлично, что ли. Он сидел в мертвой тишине в личном кабинете Дурма, держа в руках один из магических текстов, которые старик столь ревностно оберегал от чужих глаз. В этой комнате, принадлежавшей Главному магу, король чувствовал себя взломщиком. Гару казалось, что в темноте вот-вот раздастся сердитый голос, требовательно вопрошающий, что он тут делает…

Книга, лежавшая на его коленях, содержала заклинания, необходимые для изготовления мраморных статуй, которыми предстояло украсить надгробия его родителей и сестры. Конечно, в городе жили доранцы, которые могли бы справиться с этим без проблем. Когда к ним обращались люди, нуждавшиеся в подобной услуге и готовые заплатить, они соглашались помочь и использовали магию. Но когда речь шла о королевской семье, то, согласно традиции, эта обязанность возлагалась на Главного мага.

Поскольку Дурм лежал без сознания, приходилось браться за дело самому. Последняя услуга тем, кого он любил и пережил только по капризу судьбы.

Он листал ветхие страницы, которым было уже несколько веков, пока не нашел нужную магическую формулу. Прочитав слова, попробовал начертать знаки и вновь подивился той перемене, что произошла с ним за последнее время.

Год назад он заучивал простейшие заклинания, стараясь услышать их живое звучание в голове. Ничего не получалось, потому что без магии это равнялось попытке глухого услышать музыку, читая ноты. Теперь магическая формула зазвучала в мозгу мощно, подобно поющему хору, а в ответ, наполняя кровь, взыграла магия.

Забыв об усталости, не замечая течения дня за занавешенными окнами, король с головой погрузился в мир чудесного и позволил своей магии петь.

* * *

Согласно объявлению на дверях дворцового зала, где были выставлены для прощания тела короля, королевы и принцессы, доступ жителей города и всего королевства прекращался в шесть часов вечера. Эшер стоял в тени глубокого дверного проема и слушал жалобные протесты опоздавших, которых вежливо, но непреклонно оттесняли от дверей стражники Ройс и Джоулин, дежурившие в зале в этот час. Было уже почти полседьмого. Он целый день проводил консультации и очень устал. Проголодался. Истрепал нервы проблемами других людей. И с ужасом думал о том, что впереди ночь Заклинания. Эшер мог назвать по крайней мере три места, которые предпочел бы Погодной Палате.

И все же туда придется идти.

Наконец, опоздавшие смирились. Эшер подождал, пока их выведут из дворца, потом сам зашел в зал.

— Не надо, — сказал он, когда Ройс и Джоулин собрались закрывать двойные двери зала. — Ступайте домой. Я побуду здесь, пока не придет смена.

Стражники с удивлением уставились на него.

— Ты серьезно? — спросил Ройс.

Он невесело ухмыльнулся.

— А ты помнишь, чтобы я говорил когда-либо несерьезно? Идите. Сматывайтесь. А то я доложу Оррику, что вы не подчинились моему приказу.

Джоулин тоже оскалил зубы в улыбке.

— Ладно, ладно. Мы уходим. Может, подойдешь позже в «Гуся» на пинту-другую эля? Или ты теперь гордый, мастер Правитель олков?

— Не то чтобы гордый, просто очень занят. Выпейте пинту за меня.

Рассмеявшись, они согласились пострадать за него и удалились. Некоторое время он с завистью смотрел им вслед, потом двинулся в глубь огромного зала, где в мрачном великолепии покоилась королевская семья.

Зал смерти освещали мягкие огни, на стенах и полу лежали тени. В центре помещения, на возвышении, задрапированном черным бархатом, стояли в ряд три гроба. Борн, Дана, Фейн. Возвышение огораживал барьер из пурпурных лент. Открытые лица покойников были безмятежно спокойны, тела покрывали груды цветов из оранжереи, воздух наполняли ароматы лета.

Внезапно ощутив холод, Эшер передернул плечами. Подойдя поближе к Борну, он заставил себя всмотреться в бледное, неподвижное лицо. Волосы короля снова отливали золотом. Их отмыли с помощью магии или просто мылом. Эшер почувствовал облегчение и вдруг понял, что ожидал увидеть кровь. Глупец.

Глубоко вздохнув, он выпустил воздух через стиснутые зубы.

— Вот такие дела, ваше величество. Вы мертвы. Дурм все еще не пришел в себя, и неясно, на что он будет способен, даже если выживет. Гар бьется с вашей пресловутой Погодной Магией, потому что ему приходится колдовать одному. А я… я занимаюсь делом, которым до меня не занимался ни один олк. Полная неразбериха. Вы так не считаете?

Его голос отдавался эхом под высокими сводами зала. Во рту пересохло, грудь стеснило. В уголке глаза, не переставая, подергивалась жилка.

— Поэтому мертвый вы или нет, но надо что-то делать. Он мой друг, но он и ваш сын. И я прямо скажу — не знаю, как ему помочь. Я не могу знать, правильно он обходится с вашей магией или нет. То есть дожди идут. И снег выпадает. И морозы случаются — там, где им положено. По крайней мере никто не жалуется. Но все это убивает его. Он считает, что без вреда здоровью не обойтись, что это плата за успех, но не слишком ли она высока? Я в это не верю. Он словно заживо сгорает. Его будто режут тысячи ножей. Он истекает кровью — раз за разом. Гар так и года не протянет, не то что всю жизнь. А от меня никакой пользы; все, что я могу — только смотреть. Вы просили меня позаботиться о нем, и я пытаюсь, но… вы должны сказать как.