Серебряный медведь - Владислав Русанов Страница 41

Паренек успел. И даже понравился строгому лейтенанту. Сказалась еще детская любовь к лошадям. С ними Виржилио был, что называется, «на ты». Мальчишкой голоштанным из ночного не вылезал, а с отцовским конюхом мог болтать от рассвета до заката. Правда, лейтенант пристыдил его за «деревенскую посадку», за манеру хлестать поводьями по шее лошади, чтобы разогнать ее, за некрасивую привычку растопыривать локти и пообещал за полгода сделать из него настоящего наездника.

Лейтенант оказался из тех людей, что слов на ветер не бросают. В течение пяти месяцев Виржилио и еще сотня таких же, как он, новичков ездили в манеже, изучая упражнения благородной школы верховой езды – вольты и принимания, осаживание и смену ног на галопе. [32]Они учились вести коня сокращенным и прибавленным аллюром, осваивали вольтижировку.

Кроме того, с молодыми дворянами усиленно занимались фехтованием и стрельбой из арбалета – в обязательную экипировку курьера входил кавалерийский меч и одноручный арбалет, который можно взводить, не покидая седла.

Виржилио занимался с удовольствием. И вообще, в учебном лагере он чувствовал себя как дома. Так хорошо ему не было даже в разваливающемся на глазах, погрязшем в нищете имении отца. Здесь каждый имел равные возможности – наставники оценивали учеников не по знатности рода или банковскому счету, а по успехам и прилежанию. Здесь каматиец заработал кличку, заменившую – хотелось бы думать, что навсегда, – нелюбимое имя. Ну и подумаешь, что кому-то прозвище Головастик кажется обидным! Парень не обольщался своей внешностью. Невысокого роста – три с половиной локтя, тонкий в кости, но с круглым черепом и слегка выпученными глазами. Это еще хорошо, что Головастиком прозвали. Почти любя. Могли бы и Жабой.

По окончании учебы молодым курьерам навесили нашивки сержантов, и начались суровые будни. В любое время дня или ночи в казарму мог заявиться лейтенант, ткнуть пальцем в того из гонцов, которого считал достойным предстоящего поручения. В редких случаях отправляли двоих или троих. Тогда все знали – ценность пакета с документами такова, что в случае потери проще самому ремень через ветку ближайшей осины перекинуть. А если найдутся охотники отобрать письмо, сражаться надо до последнего, не щадя ни себя, ни врагов.

Иногда приходилось по-настоящему тяжело. Шутка ли сказать – трое, четверо суток в седле, сменяя коней на почтовых станциях. Синяки на заднице, колени горят, натертые о седло, спина дрожит, а в глаза словно песка насыпали. Ведь курьерскую почту государственной важности помечали тремя крестами. [33]

Зато за неполных полтора года службы Головастик увидел почти всю империю. Побывал в Браиле и в Мьеле. Пересек всю Аруну, добираясь до пограничного форта у подножия гор Тумана. Проехал по краю долины альвов, доставляя письмо на Окраину. Хоть и не довелось увидеть остроухих, а все-таки будет чем похвастаться в старости, сидя у камина. Зато кентавров видел едва ли не вплотную. Вручал пакет их вождю. Правда, окраинцы потом говорили, что это не настоящие кентавры, а «замирившиеся», признавшие власть людей над степным привольем. Настоящие, «дикие», не подпустили бы имперца к себе ближе чем на выстрел из лука.

И вот теперь курьер Головастик получил задание доставить пакет в Северную Тельбию, его превосходительству генералу армии Риттельну дель Овиллу в собственные руки. Как обычно, три креста. Как обычно, подняли ни свет ни заря – несмотря на беспокойную кочевую жизнь, он любил утром поспать подольше. Да еще первый конь попался с норовом. Все время взбрыкивал, шарахался от вспархивающих с обочины дороги воробьев. Пришлось даже несколько раз вытянуть каракового красавца вдоль ребер плеткой, чего каматиец делать не любил.

Зато скакал жеребец быстро – меньше чем за сутки они достигли Вельзы. Здесь Головастик сменил каракового на светло-серого, гривастого с длинной холкой и скошенным крупом. Этот конь казался неутомимым – еще сутки, и в лицо курьеру потянуло свежестью с Арамеллы.

К несчастью, серый начал припадать на левую переднюю. Виржилио винил только себя. За несколько миль до Мирандолы – крохотного городка с всего-навсего одним храмом – он попал под дождь, земля на обочине раскисала на глазах, и, чтобы не терять скорости, гонец решил выбраться на мощеный камнем тракт. Конечно же, идти галопом по камням не следовало. Как результат, бабка коня опухла и стала горячей на ощупь. Скорее всего, началось воспаление копыта.

Народная мудрость гласит: «Без копыта нет коня». А любой служащий курьерской почты добавит от себя: «Без коня нет курьера».

Чтобы не остаться пешим посреди тракта, Головастик повел серого рысью и через десяток миль понял, что не успевает к почтовой станции до сумерек.

Как плохо! За это командование по головке не погладит. А с другой стороны, после двух суток гонки ему полагалась одна ночь полноценного отдыха. И какая разница, где он ее проведет – на жесткой кушетке под старческое ворчание станционного смотрителя или под кустом у костерка? А утром, не мешкая, сменит коня и, чуть-чуть постаравшись, наверстает упущенное.

Курьер уже начал выглядывать подходящее место для ночевки, как вдруг заметил съехавшую с тракта повозку. Очевидно, путешественники, в отличие от него, никуда не спешили и начали обустраивать лагерь задолго до наступления темноты.

Обычно Головастик, будучи на службе, сторонился компаний. Да и устав курьерской службы не одобрял общение с посторонними людьми. Мало ли кем они могут оказаться? Вдруг шпионы из Айшасы? Но тут случай особый. Вряд ли охотники за имперской почтой, если таковые найдутся, знали о хромоте его коня. Да и перекусить не помешает. Каматиец ясно слышал, как начинает бурлить в животе. Угостят – хорошо. Нет – он и оплатить ужин может. С чем, с чем, а с серебром для гонцов империя не скупилась никогда.

И все же об осторожности Головастик не забывал. Подъезжал к незнакомым людям шагом, внимательно приглядываясь. Руки в любое мгновение были готовы подобрать повод, а ноги – дать шпоры серому. Даром что хромой, а на коротком рывке от кого хочешь оторвется. Даже подхватить арбалет не успеют.

Прежде всего он отметил пасущихся на лужайке стреноженных мулов. Очень хорошо, преследовать будет не на чем.

Второе – сама повозка. Не каррука. Более длинная, с дополнительной парой колес посредине. Очень похожа на передвижной домик: двускатная крыша, окошки, задернутые вышитыми занавесочками, сбоку торчит жестяная труба – можно готовить пищу и на ходу. Кроме всего прочего, фургон вызывающе размалеван. Стены, крыша, ставни, даже колеса. И цвета-то такие яркие, плохо сочетающиеся друг с другом. Ярко-зеленый и кроваво-красный. Лиловый и желтый, словно листва берез осенью. Как панталоны у фалессианцев: одна штанина васильковая, а другая – вишневая. Вызывающая безвкусица.