Башня Зеленого Ангела - Тэд Уильямс Страница 41

Эта пещера казалась такой же высокой, как та, в которой был пруд. По мере того, как Саймон двигался вперед, его глаза привыкали к более крупным размерам. Он приободрился. Это и в другом отношении было похоже на зал с прудом: огромная лестница, поднимаясь в темноту, вилась по стенам. Что-то еще слабо светилось в центре зала. Он подошел ближе и в умирающем свете факела обнаружил большой каменный круг, который мог быть основанием фонтана; в его центре стояло дерево, уходящее вверх — намного выше Саймона. Во всяком случае, это казалось деревом: внизу было что-то вроде узловатых спутанных корней, наверху виднелась паутина веток. Но как бы близко он ни подносил факел, невозможно было разглядеть детали, словно огромный ствол был закутан в темноту.

Когда он наклонился ниже, призрачное дерево зашумело от неощутимого ветра, словно тысячи сухих рук потерлись друг о друга. Саймон отскочил назад. Он был готов коснуться его, уверенный, что это камень, но вместо этого обогнул дерево и поспешил к лестнице. Кружа по периметру зала и поднимаясь по ступенькам в слабом свете факела, он все еще сильно ощущал присутствие дерева, стоящего в центре зала. Он слышал, как шуршали его листья, но еще сильнее он ощущал дерево. Оно ощущалось в темноте, как человек, лежащий рядом в постели. Это было не похоже ни на что, испытанное им прежде. Не такое абсолютное могущество, как у пруда, но дыхание тонкого безграничного разума, древнего как сам мир. Магия пруда была похожа на сверкающий фейерверк, способный гореть и светиться, но ожидающий кого-то, кто сможет достойно использовать его силу. Саймон не мог вообразить никого, кто стал бы использовать для чего-нибудь это дерево. Оно стояло и дремало, ему никто не был нужен, в нем не было ни добра, ни зла, оно просто было.

Снова и снова Саймон чувствовал его присутствие. Свет факела становился все слабее и слабее. После того, как Саймон прошел несколько сотен ступеней, он наконец иссяк. Этот давно предвиденный момент был, тем не менее, совершенно ужасен: Саймон плюхнулся на ступени в полной темноте, слишком усталый даже для слез. Он набил полный рот хлебом и луком, потом выжал немного воды из высыхающей рубашки. Закончив, он глубоко вздохнул и пополз вверх по лестнице, ощупывая дорогу.

Трудно было сказать, чем были голоса, которые следовали за ним: призраками подземных коридоров или порождением его собственного больного воображения.

Лезь наверх. Скоро все будет готово.

Снова на коленях, простак?

Ступенька сменяла ступеньку под его руками. Пальцы его онемели, колени и голени ныли.

Завоеватель идет! Скоро все будет готово.

Но одного не хватает!

Это не имеет значения. Деревья горят. Все умерли, исчезли. Это не имеет значения.

Мысли Саймона блуждали, он поднимался по вьющейся лестнице. Нетрудно было вообразить, что его целиком проглотили, что он в животе какого-то огромного зверя. Может быть, это дракон — дракон, о котором говорилось в надписи на его кольце. Он остановился и потрогал свой палец. Ощущение металлического ободка успокоило его. Что, сказал Бинабик, означает эта надпись? «Дракон и смерть»?

Убит драконом, может быть? Один из них проглотил меня, и я умер. Я буду вечно карабкаться в темноте по этой лестнице у него внутри. Интересно, глотал ли он уже кого-нибудь? Так одиноко…

Дракон мертв, говорили ему голоса. Нет, дракон — это смерть, заверяли другие.

Он остановился и еще немного поел. Во рту у него пересохло, но ему хватило всего нескольких капель воды, чтобы продолжить свое бесконечное восхождение.

Саймон остановился, чтобы перевести дух и дать отдохнуть ноющей ноге примерно в двенадцатый раз с тех пор, как начал взбираться по лестнице. Пока он сидел, согнувшись и тяжело дыша, вокруг него внезапно замерцал свет. Ему пришла в голову безумная мысль, что снова загорелся факел, но он тотчас же вспомнил, что погасшая головешка засунута за пояс. На ошеломляюще-восхитительное мгновение всю лестницу залил бледный золотистый свет, и Саймон посмотрел вверх на сужающуюся спираль ступеней и отверстие где-то далеко, которое вело прямиком на небо. Потом что-то произошло, и огненный шар расцвел в темноте над ним, окрасив все в красный цвет, и на мгновение на лестнице стало жарко, как в замковой литейной.

Нет, закричали голоса. Нет, не произноси слова! Ты призовешь небытие!

Раздался треск, громче любого грома, потом бело-голубая вспышка, растворившая все в чистом сиянии. Мгновением позже все снова стало черным.

Саймон снова лежал на ступеньках, тяжело дыша. Действительно стемнело или вспышка ослепила его? Откуда ему было знать?

Какое это имеет значение? — спросил насмешливый голос.

Он прижал пальцы к закрытым глазам и держал их так, пока в темноте не запрыгали слабые голубые и красные искорки, но это ничего не доказывало.

Я не узнаю, пока не найду что-нибудь, что должен увидеть.

Ему пришла в голову чудовищная мысль. Что, если, ослепнув, он проползет мимо выхода, освещенных дверей, арки, открытой небу…

Не могу думать. Буду подниматься. Не могу думать.

Он продолжал ползти. Через некоторое время он, казалось, полностью потерял себя, уплывая в другие места, другие времена. Он видел Эрчестер и его окрестности, какими они представлялись ему с Башни Зеленого ангела. Округлые холмы, обнесенные забором фермы, крошечные домики, люди и животные лежали перед ним, как деревянные игрушки на зеленом одеяле. Он хотел предупредить их, что наступает ужасная зима.

Он снова увидел Моргенса. Очки, которые носил старик, блестели в послеполуденных лучах, и глаза его сверкали, как будто в них бушует пламя, более яркое, чем обычный огонь. Моргенс пытался сказать ему что-то, но Саймон, маленький глупый Саймон следил за жужжащей у окна мухой. Если бы только он прислушался! Если бы знал!

И он видел сам замок, фантастическую мешанину башен и крыш, знамена, трепещущие на весеннем ветру, Хейхолт — его дом. Его дом, каким он был и каким он больше никогда не будет. О, что бы он не отдал, чтобы повернуть время вспять! Если бы он мог отдать за это душу… чего, в конце концов, стоит душа по сравнению со счастьем вновь обрести дом?

Небо над Хейхолтом посветлело, как будто солнце вышло из-за тучи. Саймон прищурился. Может быть, это не весна, а разгар лета?

Башни Хейхолта расплылись, но свет остался.

Свет!

Это было слабое рассеянное сияние, не ярче света луны, пробивающегося сквозь туман — и Саймон мог видеть смутные очертания ступеньки перед ним. На ней вырисовывалась его грязная, корявая рука. Он видел!

Он огляделся, пытаясь определить источник света. Насколько он понимал, ступени все еще вились вверх. Свет, слабый, как болотный огонек, тоже шел сверху.

Он встал на ноги и некоторое время покачивался — кружилась голова, — потом снова пошел вверх, теперь уже на ногах. Сперва это казалось странным, и ему то и дело приходилось хвататься за стену, но вскоре он снова почувствовал себя человеком. Каждый шаг, дававшийся ему с трудом, казалось, приближал его к свету. Каждый всплеск боли в поврежденной лодыжке вел его к… чему? К свободе, он надеялся.