Herr Интендантуррат - Анатолий Дроздов Страница 41

– Вам присвоено звание майора госбезопасности! – сказал он торжественно.

«Надо же! – подумал Крайнев, принимая соответствующий вид. – И здесь майор! Хотя майор госбезопасности в то время был приравнен к полковнику. Нет, это до февраля сорок третьего. Все-таки простой майор…»

– Есть еще одна новость, касающаяся лично вас, – сказал Николай и умолк. В комнату вошла Эльза. Зная о распорядке дня любимого, она не упускала случая побыть вместе.

– Говорите! – сказал Крайнев, решив, ничего такого Николай сказать не может.

– Ваша жена… Она погибла.

– Настя! – вскричал Крайнев. В тот же миг он понял, что это другая Настя. Он невольно взглянул на Эльзу. Лицо ее стало белым.

– Как это случилось? – спросил Крайнев хрипло. – Она же в госпитале…

– После вашего отбытия за линию фронта Анастасия Семеновна попросилась в санитарный поезд. Объяснила, что хочет быть ближе к мужу. Надеялась вас встретить. Она не знала, что вы в тылу врага, ей об этом не сказали. Поезд разбомбили…

Эльза повернулась и вышла. Крайнев проводил Николая и вернулся в дом. Эльзу он нашел в спальне. Она лежала на койке лицом вниз, плечи ее вздрагивали от рыданий. Крайнев присел рядом и осторожно погладил ее по голове.

– Я этого не хотела! – задавленно всхлипнула Эльза. – Прости!

– Никто не хотел! – сказал Крайнев, отрывая ее от подушки.

– Ты не понимаешь! – Эльза всхлипнула. – Я просила Богородицу, чтоб ты стал свободным. Чтоб мы стали мужем и женой. Но этого не хотела! Думала, она полюбит другого и уйдет. Я не просила о смерти!

– Причем здесь Богородица? – сказал Крайнев, обнимая Эльзу. – Это фашисты. Идет война, и кто знает, кому суждено уцелеть?

Эльзу пришлось успокаивать долго. Наскоро перекусив, Крайнев уехал на станцию – ожидался воинский эшелон, и вернулся поздно. Эльзы дома не было. Виктор, не мешкая, поехал в гостиницу. Эльзу он нашел в кабинете, она устроилась спать на диване.

– Решила, что тебе надо побыть одному, – пояснила она смущенно. – Ты ведь любил жену. Я видела твое лицо…

– Я и сейчас ее люблю, – сказал Крайнев. – Только что это меняет? Что случилось, то случилось. Я ценю твою деликатность, но если станешь ночевать в гостинице, перестану спать. Ты мне не чужая, я беспокоюсь. Так нельзя. Я сюда не загорать приехал, да и ты вроде как на службе. Пока идет война, о личном лучше забыть. Возвращайся домой! Можешь спать в другой комнате, если хочешь. Главное, чтоб я знал: с тобой все в порядке.

– Я не буду спать в другой комнате! – сказала Эльза. – В том нет нужды. Но я не стану тебе докучать. Возьму второе одеяло, у каждого будет свое. Так сможем просто спать…

«Зарекалась кума!» – подумал Крайнев, но спорить не стал. Отвез Эльзу домой, где они легли, как она захотела. Тем не менее утром они проснулись в обнимку, причем никто не помнил, как была нарушена договоренность. Да и вспоминать не хотелось…

Беда случилась после Рождества. Стоял поздний вечер, Крайнев был дома, до прихода Эльзы оставался час. Виктор читал книгу, когда в комнату ввалился Седых. С белым, как январский снег, лицом.

– Товарищ майор, – сказал он тихо. – Я убил Бюхнера…

Спустя двадцать минут Крайнев знал все. В N Седых откровенно страдал от безделья. Привыкнув к суровому партизанскому быту, постоянным лишениям и опасности, он не мог приладиться к спокойному и безопасному, на его взгляд, прозябанию в оккупированном N. Осенью Седых попросил разрешить ему ночную охоту на одиноких немцев. Крайнев категорически запретил: в случае неудачи Саша провалил бы всех. Седых с видимой неохотой подчинился и с той поры заскучал. Заняться ему и в самом деле было нечем. Седых отвозил и привозил Виктора и Эльзу на службу, занимался домом, как надлежит добросовестному денщику немецкого интендантуррата. Больших усилий это не требовало. Саша повадился работать в гостинице Эльзы: колол дрова, топил печи, таскал мебель. Крайнев не препятствовал: хоть какое, да дело. Использование денщиков в личных целях в N никого не удивляло: немецкие офицеры считали их бесплатной прислугой. Эльза Седых тоже не платила, но потакала известной Сашиной слабости: вечерами от Седых частенько попахивало. Крайнев ругался, но Эльза не слушалась. Во-первых, она считала себя обязанной рассчитаться за работу, во-вторых, часть любви к Виктору перенесла на его спутника, с которым общалась, как с братом. Саша платил ей взаимностью: он сразу и навсегда записал Эльзу в близкие друзья. Крайнев не раз наблюдал трогательную сцену: хрупкая, едва достигающая Сашиного носа Эльза отдает распоряжения, гигант кротко смотрит на нее сверху вниз, готовый выполнить любой каприз обожаемой хозяйки.

В гостинице Седых заприметил Бюхнер. Очарованный его силой и старательностью, он попросил интендантуррата Зонненфельда разрешить «гроссер руссэ» время от времени работать у него. Бюхнер не раз жаловался на своего ленивого денщика, поэтому просьба не показалась Крайневу странной. Седых заготавливал Бюхнеру дрова, ремонтировал крылечко, чистил дымоход, занимался прочей работой, требующей мужских рук. Бюхнер рассчитывался шнапсом, причем любил лично наливать полный стакан, с восторгом наблюдая, как Седых махом опорожняет его и, не закусывая, нюхает рукав.

В тот вечер Седых работал у Бюхнера. Истопил печь, наносил воды и собрался домой. Бюхнер остановил его. Принес бутылку шнапса, тарелку с нарезанным шпиком, налил полный стакан. Саша не заставил себя долго упрашивать. Однако одним стаканом дело не ограничилось. Бюхнер налил второй, затем выпил сам, велел Седых поесть, после чего повел себя странно. Стал оглаживать Сашу по заднице, а затем и вовсе полез ему в штаны. При этом, как поведал Седых, глаза у Бюхнера стали масляными, он весь вспотел…

– Хватает меня за яйца и толкает к койке! – возмущенно говорил Седых, размахивая руками. – Сам все: «Гроссер руссэ! Гроссер руссэ!» Что я ему, баба?! Дал разок! Он упал, смотрю – не шевелится. Потрогал – не дышит!.. – Седых смущенно засопел.

«Педрила проклятая!» – мысленно выругался Крайнев в адрес покойника. Кто мог предположить? Было известно, что Бюхнер не женат и не знается с женщинами, но возраст интендантуррата (Бюхнеру было под пятьдесят) давал повод для иных подозрений на этот счет. В том, что Бюхнер таился, не было ничего странного: в Третьем рейхе гомосексуализм, мягко говоря, не приветствовался. Старого сластолюбца прорвало. Такой гигант, как Седых, мечта любого педрилы. К тому же Саша – русский, кто станет его слушать, вздумай Hiwi пожаловаться? Бюхнер рассчитывал на обычное раболепие перед немецким офицером, но он не учел, что Седых – партизан…

– Тебя кто-нибудь видел? – спросил Крайнев.

– Нет. Он отослал денщика в казарму.

– Соседи?

– Его дом на отшибе. Я еще удивлялся: не боится немец! Можно подкрасться незаметно…

«Ему надо было, чтоб незаметно! – подумал Крайнев. – Ты не первый, кого он лапал. С другими прокатывало…»

Виктор быстро оделся и велел Седых вести. Шли пешком (бричка слишком заметна), проулками. По пути никто не встретился. Возле дома Бюхнера было темно (в N строго соблюдали правила светомаскировки), две тени незамеченными шмыгнули в ворота, поднялись на крыльцо… Крайнев машинально отметил, что дорожка расчищена до мерзлой земли (видимо, Седых постарался), следов остаться не должно.