Авантюрист - Роман Терехов Страница 41

Акинф ловко выдвинул вперед рыжего, приняв у него кашу, и тот помог мне расшнуровать и стянуть обувь. Вот так и расставились акценты: кто есть кто.

Слабый портяночный дух пощекотал ноздри и растаял под налетевшим с опушки леса легким ветерком. Хорошо бы Ральф зачаровал сапоги на проветривание или борьбу с бактериями, помимо сокрытия оружия. Из-за голенища выпал Буянов подарок, которым так и не довелось воспользоваться.

Рядовой степенно подал мне котелок, чистую деревянную ложку и замер рядом. Да, вот и первое палево, натертые ноги у бравого офицера – я болтал ступнями и наслаждался ласками ветра.

Рыжий без всяких приказаний забрал портянки, с чем и был таков. Через полкотелка потрясающе вкусной каши, то есть с быстротой молнии, «соня» вернулся, добыв брезентовое ведерко теплой воды и кусок ткани.

– Как звать тебя? – обращаться сверху вниз к старательно обихаживающему мои ступни человеку было несколько неудобно.

– Редди, господин офицер, – раздался тихий и какой-то мультяшный голосок с явным акцентом.

– Служил уже? У кого?

Заканчивая опустошать котелок, я внимательно следил за ловкими манипуляциями рыжего.

– У мастер-сержанта Фридриха Риттера, господин, – парень слегка растягивал слова. – Он был добрый господин, хоть и немец.

– Поди с изменниками был заодно этот твой Риттер?

– Что вы, господин! Он честно служил. Говорят, он погиб. Его вещи разграбили, а меня бросили с остальными обозными людьми в тюрьму.

– Значит, так, Редди. Служи пока мне, Богдану Романову, а как выберемся, сам решишь, что делать.

Парень заторможенно, словно нехотя, поблагодарил меня.

Акинф тем временем отыскал и принес мой ранец, сообщив: «Изволите бриться». С нижними конечностями разобрались, теперь «фотокарточку» в потребный вид привести надобно. Гладко выбритое или украшенное ухоженной растительностью лицо являлось здесь признаком аристократизма и непременным атрибутом офицера. Барон Белов, к примеру, брился. Незаметно на фоне военных потрясений моя морда лица равномерно покрылась колючей щетиной. Непорядок.

По моим наблюдениям, усы и бакенбарды в русинском батальоне являлись привилегией старослужащих, своего рода солдатской модой и шиком. Многие тщательно ухаживали за своими атрибутами мужественности, даже в такой отчаянной ситуации, как сейчас. Молодые рекруты все сплошь ходили с жидкой, но длинной порослью на лицах, конюхи и нестроевые по-мужицки отпускали бороды, и выглядело это, на мой взгляд, неэстетично. Буян, Молчун и Акинф свои волосы коротко и аккуратно стригли, отчего их бороды смотрелись вполне пристойно и даже щеголевато.

– Уже служил ординарцем, Акинф? – спросил я, отдавая ему пустой котелок и ложку.

Я извлек с самого дна дорожный несессер, вознося хвалу и благодарность Ральфу.

– Гайдук, – последовал быстрый ответ. – Бывший.

Как обычно, я ничего не понял, но тут Ральф, польщенный моей благодарностью за полностью укомплектованный набор всяких нужных здешним «метросексуалам» приспособлений, расщедрился на порцию инфы. Я не изменился в лице и даже усидел на месте, разве что по-новому взглянул на Акинфа Иванова.

– Медвежья гвардия князя Белоярова? Хм, занятно, – задумался, а затем улыбнулся. Вот уже воистину «медвежья услуга», надо поблагодарить Буяна. От души.

– За что оттуда выслали, не спрашивайте, вашбродие, не скажу, – твердо заявил русин.

Хмыкнул в зеркальце. Откровенно говоря, и не собирался вызнавать, что да почему. Наверное, была веская причина, чтобы сослать гвардейца, то есть «изделие» штучное и дорогое, в рядовые. А может, и нет, кто хитросплетения извилин в голове князя разберет?

– Не беда. Этим тут никого не удивишь, братец. У каждого своя тайна, одна страшнее другой. У Белова, у Молчуна с Буяном… – В паузе перехватил красноречивый взгляд Акинфа. Этот секреты хранить умеет. Хорошо.

– Расскажи, как в плен попал.

– А никак, вашбродие, – ухмыльнулся солдат. – Не имел возможности оценить их хлебосольство.

– Не понял тебя, воин.

И тогда Акинф рассказал, как пережил разгром батальона. Он служил ординарцем у второго лейтенанта Самсонова, который на момент вражеского нападения оказался в обозе, поскольку накануне получил ранение на дуэли. Изменники устраняли последних офицеров, не вовлеченных в заговор, и не погнушались подстроить поединок. Уж не знаю, что подвигло принять Самсонова вызов, поскольку дуэли в боевой обстановке в русинских частях были не просто строжайше запрещены, но и сурово карались. Бывший гайдук с горечью признал, что не смог защитить своего господина во время атаки на обоз, так как не имел оружия и находился под арестом. Мимоходом упомянул, что убил ближайших сквернавцев голыми руками и бежал в лес с несколькими солдатами. На опушке напоролись на вражий пикет. Сослуживцы Акинфа полегли в скоротечной стычке, а бывший княжий телохранитель разжился шестиствольным ружьем и привычным ему бердышом. К нашей колонне присоединился уже во время марша по лесу.

– Почему решил идти к ущелью? – взволнованно спросил я.

– Да лес и укроет, и накормит, а одному проскочить не трудно, – последовал очевидный ответ.

– Вот что, Акинф, надо собрать все офицерские сундуки и сумки в одном месте. Карту будем искать.

– Сделаю. Буян… Мастер-стрелок Буян сказал, что ваше благородие ранены.

– А ты и в ранах понимаешь?

Русин кивнул.

– Повезло мне. Ногу мне Харитон уже починил, а вот спину посмотри.

Рубаха под кирасой спарилась, пластырь, именуемый солдатами берлистом, частично отклеился и сполз. Но рана, по словам денщика, выглядела неопасно.

Чего он там делал, не знаю, но работал аккуратно. Заметив «на горизонте» ранение, прискакал упомянутый Харитон и снабдил денщика перевязочными материалами и прочим. Пришлось отослать парня – сам не люблю, когда под руку с советами лезут и просто рядом толкутся. Всех «болотных сидельцев» обиходил? Нет? Ну так «Кругом, марш!».

Подглядывая за Акинфом в зеркальце, наконец-то заметил, что щетина на моих скулах не просто гуще прежнего, хотя куда уж гуще? – но и посветлела, стала светло-русой. А лицо приобрело отчетливо-славянские черты, словно постарался талантливый художник, глядя на усредненный портрет русского мужчины. Я и дома на Земле имел вполне привлекательную внешность, а теперь из зеркала на меня смотрел красавец писаный. А что, мне нравится! Значит, буду представляться русином по крови, но выросшим на чужбине в проклятой Империи. Журналист, стремительно перековавшийся в боевого офицера. Однако сюжетец! Достойный, чтобы оставить внукам в виде мемуаров…

На смену теплому осеннему дню надвигался кровавый закат. Свежело. К ароматам скошенных трав, хвои и походной кухни примешивались запахи навоза и пота. Лепота. Вокруг кипела жизнь военного лагеря, а я, сидя на сундуке с отбитой у врагов казной батальона, брил соломенную щетину, роняя хлопья мыльной пены на пыльную утоптанную землю. Ральф навязчиво предлагал услуги цирюльника. При жизни скрести собственноручно свою черноту путешествующему магу откровенно нравилось. Вот и захотелось ему вновь почувствовать себя живым. Но тут мы и «сами с усами», точнее, без таковых. Весьма удивила приспособа для бритья, извлеченная из несессера. Ни на первый, ни на второй взгляд не нашел сколько-нибудь значимых отличий от так называемой безопасной бритвы. У отца в молодости была точно такая, если сделать поправочку на материалы и ручную работу имперского мастера. И, несмотря на то что мне пришлось пользоваться разрекламированным изделием одной американской компании, я имел полное представление, как правильно зажимать лезвие в станок и как избежать глупых порезов в процессе. А Ральф-то у нас модник! Простой народ вовсю пользуется похожими на складные ножи опасными бритвами.