Капитанская дочка для пирата - Мирослава Адьяр Страница 41

Грохает дверь, а я с трудом поднимаюсь.

– Не жди меня, как же, – ворчу недовольно и ищу привычную одежду. Хочу избавиться от пропитанной кровью и солью ткани.

Штаны под рукой, а вот рубашку Федерико мне испортил, так что придется использовать одежду Энзо.

Переодеваюсь с трудом, морщусь от боли в груди. Чувствую что-то чужеродное под ребрами, но сжимаю зубы и завязываю тесемки. Впрыгиваю в сапоги.

– Хватит этой беготни, – цежу зло и выхожу из каюты. – Хватит.

На палубе никого, она залита белым светом Мэс-тэ. Корабль будто предоставлен сам себе. Возможно, так и есть. Я ведь не знаю, как им управляют на самом деле. Вдруг Искра живая?

Прохожу вперед, к носу. Хочу позвать Энзо, но чувствую, что не отзовется сам.

Иду назад, на кормовую палубу. Несколько ступеней кажутся мне непреодолимой стеной, но не сдаюсь. Тяжело дышу, опираюсь на перила и смотрю на бочки впереди. Энзо сидит, уперевшись спиной в одну из них и смотрит в небо. Будто ищет что-то.

– Я должен был тебя отпустить… – говорит он тихо и сипло. Не поворачивается. – Так нелепо. Так… больно от этого всего, – прячет лицо, смотрит в другую от меня сторону.

Подхожу медленно, всматриваюсь в подрагивающие плечи. Энзо не пытается встать и уйти, не гонит. Закрывается руками, будто щитом.

Сердце сжимается, рвется из груди. Невыносимо.

Невыносимо видеть его таким.

Сажусь на колени прямо перед ним, тяну руку и касаюсь запястья. Кожа под пальцами обжигающе горячая, а сердце колотится, как сумасшедшее.

– Посмотри на меня, Энзо.

Он мотает головой, закрывает глаза волосами, накрывается ладонями.

– Я н-н-е могу, – заикается и еще глубже прячется в свой рукотворный кокон. – Я стольких потерял. Н-не хочу и тебя терять тоже. Не хо-чу!

– Все ты можешь, – подвигаюсь ближе, глажу плечи, обхватываю его голову и тяну к себе, прижимаю к плечу. Больно, жжется осколок, но плевать. Плевать! – Ты не потеряешь меня, слышишь? Не потеряешь. Мы пройдем этот путь вместе, мы все сможем, – утыкаюсь носом в его волосы, дышу рвано, будто пробежала тысячу миль. – Если тебе больно, если тебе тяжело, то плачь. Хочешь рыдать? Рыдай. Хочешь выть? Вой! Сорви эту стену, дай себе волю! Только, – всхлипываю и цепляюсь пальцами за его рубашку, – только не отворачивайся. Не закрывайся! Я не смогу одна идти. Я без тебя не смогу, Энзо.

– Это правда? – он неожиданно поднимает голову. В темно-зеленой глубине его глаз стынут слезы. – Правда то, что ты сказала перед тем, как… – кусает губу и пронзает взглядом.

– Да.

Отвечаю твердо. Без запинки. Ни секунды на размышления, никаких сомнений.

– Да, – касаюсь его виска, заправляю за ухо черный завиток. – Хочешь, чтобы сказала снова?

Он жмурится, будто боится пораниться словами, как осколками, но кивает.

Поднимаю его лицо, поглаживаю кожу пальцами. Стираю блестящие соленые слезы и не могу сдержать собственные. Будто это я, а не он, рвусь на части.

– Люблю… – шепчу тихо. Наклоняюсь, прижимаюсь щекой к щеке. Колючей от щетины, влажной. – Люблю тебя, Энзо.

– Ария… – он, всхлипывая, опускает голову мне на грудь. И плачет. Как ребенок. Дрожит, передавая трепет моему телу, тянет меня к себе и омывает кожу влагой. Живительной и лечебной. Но я знаю, что осколок просто так не выдернуть из моего сердца, хотя боль отступает.