На изнанке чудес - Юлия Флоренская Страница 41

— Для вас я готова вечно печь пироги с капустой! — услышала Пелагея собственный голос.

— Это еще почему? — удивленно вскинула голову Юлиана. — Мы тебя растрогали?

Та кивнула. Не станет же она, право слово, распространяться о том, что неожиданно стала гениальным генератором идей и планов. В такой чудный вечер любая новость могла нарушить атмосферу уюта и всеобщего согласия. Поэтому Пелагея решила не рассказывать, что ее план сработал без сучка без задоринки. Завтра сами всё узнают.

И действительно, утром известия не замедлили. Попавшись в свои собственные капканы и угодив в ямы, которые появились между деревьями всего за одну ночь, охотники хромающим строем направились к Грандиозу. И Грандиоз явился к дому Пелагеи собственной персоной. Он не привык действовать сгоряча и рубить головы только потому, что кто-то живет не по его правилам. Его принципом было разведать, предупредить. А уж потом рубить, если слова не подействуют.

В утро, когда охотники пришли без добычи и, точно сговорившись, стали обрабатывать свои далеко не боевые ранения да носиться с бинтами, Грандиоз чуть было не рассвирепел. Кто такая эта Пелагея?! И кто позволил ей мешать Великому из великих?! Ему доложили, что освобождение арний и кутерьма с капканами — ее рук дело. Но он ведь деловой человек. Надо быть дипломатичным. Надобно остыть.

Однако как раз, когда он начал остывать, в залу приемов вошел городской старейшина — доложить об урожае, налогах и мелких неприятностях. Старейшина дрожал, словно у него было нервное истощение, слишком уж часто кланялся и сминал недавно вышедший из печати номер. В газете обнаружилась ошеломляющая статья. По словам очевидцев, Сельпелон приютил странницу с двойной, пугающей тенью.

— Ни в какие ворота не лезет, барин! — дребезжащим голосом добавил старейшина. — Навыдумывают, навоображают, значит. А нам это всё, барин, читай!

Грандиоз нетерпеливым жестом заставил его замолчать, и тот поспешно ретировался. Из дальних комнат доносились визги, от которых так и хотелось что-нибудь расколотить. Визжала скрипка. В «умелых» руках Гедеона, младшего сына, визжать у нее получалось лучше всего.

Грандиоз собирался остыть, но вышло так, что вскипел он пуще прежнего. Особняк огласился его чудовищным ором:

— Хватит пиликать! Твоя скверная игра портит мой слух!

Засим последовали быстрые, тяжелые шаги — и крик раздался в комнате Гедеона.

— Лучше бы взял да с Пелагеей разобрался! Честное слово, на что мне такой непутёвый сын! Если будешь витать в облаках, лишу наследства! Селене твою долю отдам. Она куда умнее тебя!

Селена выглянула из-за угла в обтягивающем черном костюме, с саблей на плече. Она перемещалась по особняку, как ниндзя, и ее никогда нельзя было застать врасплох. Зато сама она застала врасплох столько народу, что впору бы внести ее имя в книгу рекордов. В отличие от отца, она не считала импульсивность чем-то предосудительным и рубила головы направо и налево. Правда, пока только манекенам.

Услыхав, что распекают братца, она явилась поглядеть на представление — и не опоздала. Конфликт был в самом разгаре. Грандиоз обозвал Гедеона мямлей и бестолочью. Гедеон огрызнулся, заявив, что каков сын, таков и отец. Тогда Грандиоз вышел из себя, хорошенько вмазал ему по физиономии и умчался из комнаты, словно боялся, что ему дадут сдачи. Гедеон сделался мрачнее тучи. В сердцах швырнул он скрипку о стену, и та разлетелась вдребезги.

Настроение у Великого оставляло желать лучшего, поэтому, ни о чем не думая, он отправился в подземелье, где в клетках томились арнии. В неволе их оперение совсем померкло, но это не мешало механоглоту исправно ворочать шестеренками, выкачивая птичьи силы и голоса. Механоглот — громоздкая машина с мудреным механизмом и каплей изнаночного волшебства — не нуждался в новых деталях и починке как раз благодаря этой капле. А ее Грандиоз отнял у одного изобретателя. Впрочем, не стоило опасаться, что изобретатель вернется ее забрать. Он сгорел во время чудовищного пожара, который, разумеется, случился не сам собой. Но то были крайние меры. И Грандиоз не намеревался вновь к ним прибегнуть. Он сгреб в пригоршню кулоны радости, которые, точно куриные яйца, выпадали из нутра механоглота. Продел в отверстия по тесемке и повесил себе на грудь. Они сверкали в полумраке, мало-помалу угасая. Сила, в них заключенная, перетекала к Грандиозу. Сегодня вечером новый концерт. Оплошать из-за какой-то ничтожной семейной ссоры было бы глупо. А попасться на удочку собственной вспыльчивости — верхом неосмотрительности.

«Я же деловой человек, — сказал он себе. — Надо быть дипломатичным. Надо проявить терпение и не вспылить при разговоре с Пелагеей. А разговор обещает затянуться». Он вышел из подземелья, заперев двери на три замка. Арния, которую проглотил и выплюнул механизм, сделалась блёклой, почти прозрачной. Ее посадили обратно в клетку, но прутья решетки не могли удержать ее в заточении. Вылетев на свободу, арния без труда преодолела стену толщиною в полметра и полетела в родной лес.

За Грандиозом следили внимательные глаза. Черные, как у ворона. Зоркие, приученные смотреть вдаль. Рина пряталась за кустом смородины, и ее легко можно было бы заметить. Но Грандиоз был слишком занят самовнушением и мыслями о визите, который следовало непременно нанести Пелагее.

— Отец, я с тобой! — Выбежала следом Селена. На сей раз у нее на плечах висел колчан со стрелами. Изогнутый дугою лук с серебристыми наконечниками у тетивы она держала в руках. Гибкая и несгибаемая. Так бы описала ее Рина. Такой Селена считала себя сама.

Грандиоз бесстрашно вступил в лесные чертоги. По крайней мере, так могло показаться на первый взгляд. А на деле у него тряслись поджилки. Вдруг сейчас ему на встречу выбежит дикий зверь? А если не только выбежит, но и укусит? Ни для кого не секрет, что дикие звери порой болеют бешенством.

Однако ни одного бешеного зверя ему не встретилось, и он благополучно миновал западни, которые, как он считал, ему приготовила Пелагея. Миновать — миновал, и даже на крыльцо дома поднялся. А вот дальше — никак. Ни в дверь постучать, ни за ручку дернуть. Оставалось только раскричаться, что Грандиоз и сделал. Кричать с ним на крыльцо Селена не пошла. Ей захотелось пострелять из лука. А мишеней в лесу хоть отбавляй.

— Эй, вы там! — вопил Грандиоз. Его толстый живот сотрясался, как желе. — А ну, открывайте! Откройте немедленно!

Справа, из окошка, высунулась головка Майи. Слева выглянула раздраженная Юлиана. Ей не нравилось, когда орут.

— А вы кто такой будете, дяденька? — презрительно и подозрительно спросила она.

— Грандиоз он, — сказала Пелагея и пошла отворять дверь. — Тот самый певец.

«Певец», хоть ему и открыли, всё равно не смог переступить порога. И Пелагее пришлось выйти к нему, набросив на плечи теплую шаль. За широкой и могучей спиной Грандиоза безмятежно опадали желтые листья да шумел неприветливый лес.

— Чем обязана? — вежливо спросила Пелагея. Всего от двух ее слов Великий размяк и растерялся. Он нервничал под ее добрым, изучающим взглядом, словно из них двоих провинился именно он.