Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов Страница 40

— Да с вами не расплатишься! Где такое видано: отдавай больше, чем взял? Разве у греков... — вмешалась какая-то баба.

— А куда у вас общинное зерно девается, того никакая ведьма не узнает, — откликнулась другая.

— Разболтались тут! — рявкнул во всё горло прокашлявшийся наконец старейшина. — Меня, старейшину с женой, бесчестите перед сарматами — значит, и всю общину.

— Не стал бы ты старейшиной, если бы твоей бабы не боялись. Скажет нечисти лесной, болотной — и пропадёт человек, поминай его потом в навий день с упырями, — сказал угрюмый мужик.

— А тебя вовсе некому помянуть будет, если лесных да болотных богов хаять станешь, — злобно прошипела ведьма.

В ответ раздались возмущённые крики:

— А иди ты в болото с богами своими!

— Доколдовалась, что сарматы из-за тебя село разорят! Утопить её, бесову прислужницу!

— Лучше сжечь, чтобы не вернулась!

Затравленно озираясь, ведьма с упрёком взглянула на Милану:

— Ведьма, а своих выдаёшь! Сама ведь знаешь: если хоть раз в месяц никого не испортишь — не только чародейная сила слабеет, а и сама хиреешь.

— У нас, природных ведьм, так не бывает, — гордо тряхнула распущенными волосами Милана. — Я сразу поняла: ты ведьма учёная. А ну, расскажи людям, у какого беса училась, как в полночь на перекрёстке светлых богов образа ногами топтала, как отреклась от отца с матерью, как Небо, Солнце, Месяц и звёзды проклинала... Расскажи, кото первого испортила, — мать или отца?

— Матушку. Так не до смерти же, — без смущения ответила колдунья. — В первый раз портить надо только из родителей кого, иначе саму бесы разорвут. — Она игриво посмотрела в глаза Андаку. — Отпустил бы ты меня, князь, по-хорошему, а? Лучше меня никто с твоей княгини порчу не снимет.

— Твою порчу снять — раз плюнуть. — Милана достала из сумки липовую палку с тремя дырочками, покрытую волховными резами, и с силой огрела ведьму по плечу. — Всё, здорова твоя царевна, князь. А если эту стерву помилуешь, она на тебя таких чар нашлёт, что я и за целый день не расколдую... Что, дреговичи, — обвела она взглядом сельчан, — не забыли ещё в дреговинах своих, что по сколотскому обычаю следует делать со злыми и лживыми волхвами?

Ведьма истошно завыла:

— Ой, позвольте мне, люди добрые, да проститься перед смертью безвременной с доченькой, кровинушкой горемычной...

— Это чтобы силу колдовскую ей передать вместе с бесами, что тебе Чернобог в услужение дал? — безжалостно прервала её Милана. — А ну, вяжите её покрепче, да глядите, чтобы никого, детей особенно, за руку не взяла. Ей перед смертью двойная мука, если никому бесовского дара не передаст.

Сколотский обычай дреговичи не забыли: бросили ведьму в телегу, запряжённую волами, обложили хворостом и сожгли. Волов, впрочем, пожалели и обрубили дышло. А колдунья, пока не сгорела, ругалась такими словами, что даже лесные мужики качали головами и сплёвывали налево. Следом разграбили и сожгли двор старейшины, рассудив: «Всё их богатство краденое. Она чужих коров чарами выдаивала, а чёрт её, что змеем огненным летал, по погребам воровал зерно да ей носил, и всё это знали, да в лицо сказать боялись».

Слух быстро пошёл по деревням, и настали для ведьм и колдунов в Дрегве чёрные дни, каких они не могли себе нагадать ни на бобах, ни на костях. Их, перед кем всегда трепетали, кого задаривали, на свадьбе сажали почётнее, чем самих молодых, — теперь били, выгоняли, топили, жгли, стоило росам прийти в село. Иные служители Чернобоговы бежали в чащобы и трясины, но и там их находили Шишок с Серячком, которых никакие чары не брали. Уцелевшие боялись росов больше, чем небесной дружины Перуновой. Бывало, что и на неповинных всем селом набрасывались по злобе да по зависти. Но тут уж Милана, с первого взгляда различавшая настоящих ведьм, защищала невиновных, словно орлица гнездо.

В одном селе пьяная толпа с дрекольем и топорами бросилась на Милану, когда та вступилась за разбитную девчонку, на которую натравили сельчан неудачливые ухажёры. С волшебницей был один Сигвульф, но природная ведьма отвела глаза мужикам, и те нещадно лупили друг друга, покуда тот охаживал их плашмя тяжёлым мечом. Когда пьяные, наконец, разбежались, завидев конных сарматов, германец только и сказал: «Слава Одину, что не убил ни одного дурака».

А настоящие колдуны и ведьмы в долгу не оставались и плели вокруг войска росов незримую паутину злых чар. Вышата с Миланой в походе только и делали, что рассеивали эти чары.

Вид волхва и волшебницы, что ехали верхом и на ходу спокойно и деловито читали заклятия, жгли зелья и чертили в воздухе колдовские знаки, внушал воинам уверенность в своих силах. Все спокойно вздохнули, лишь когда позади остались последние дреговические селения. Дальше на восток с росами пошла лишь небольшая дружина дреговичей во главе с княжичем Всеславом.

Долину Припяти оставили там, где она поворачивала на юго-восток, в безлюдные чащи и болота. За ними на берегу Днепра обитали нуры — волчье племя. Их древняя земля между Случью, Припятью и Днепром, откуда шесть веков назад волчий народ изгнал змеиное племя литовское, до сих пор была почти пуста. Ардагаст повёл росов к городкам нуров самым прямым, но и самым трудным путём — прямо на восток, через леса, по долинам небольших рек. Дреговичи в эту сторону не ходили, а Сауасп водил войско на нуров с юга, долиной Днепра. Люди не брались показать прямой путь от дреговичей к нурам, и войско росов повёл Шишок. Ардагаст рассчитывал неожиданно выйти к нурским городкам. Но росов уже ждали.