Железная скорлупа - Алексей Игнатушин Страница 40

Мэйбон подтолкнул в спину разряженного хлыща-пехотинца: кларикон, хлобыстнув из кружки, утер усы и хлестким ударом в челюсть отправил угрюмого боггарта в нокаут. Клариконы радостно заорали, вскинули кружки, а сторона боггартов вздохнула удрученно. С потолка спустилась пара сприганов, подхватив беспамятного под мышки, они свалили его в кучу других поверженных. Очнувшиеся боггарты угрюмо зыркали на доску, тиская кинжальчики на поясе, а клариконы орали песни, звякали кружками, сочно булькали пивом.

Ирландский гном, отличившийся ударом, занял клетку, под гром пьяных голосов и раздраженное ворчание выбивал чечетку.

— Хм, четко! — восхитился Эверейн, ворон каркнул. Из занавешенного угла донеслись замогильные звуки и слабо пахнуло гнилью.

Мэйбон глянул недовольно:

— Хочешь что-то сообщить?

Эверейн стер ухмылку:

— Король упустил сладкую парочку.

Мэйбон с рассеянным кивком вернул взгляд на доску. Ворон ткнул клювом в спину боггарта, одетого в броню: тот со злобным рыком вспушил грязную бороду, скользящим шагом пересек три поля, и после его мощного удара от кларикона на клетке остались только башмачки, а безвольное тело врезалось в ряды соратников. Боггарты злобно заржали, глядя на свалку. Ворон каркнул довольно.

Клариконы огорченно смотрели на пролитое пиво, а ренегаты, упиваясь удачным ходом, показывали жестами неприличное. Ирландцы с возмущенными воплями ринулись на обидчиков, и закипела драка стенка на стенку, даже выбывшие взбирались на доску, спеша отмутузить недругов.

Мэйбон поморщился, щелкнул пальцами:

— По местам!

С неохотным ворчанием клубок франтов и грязнуль распался. Чары высушили доску, убрали черепки кружек и выбитые зубы, и гномы заняли места, почесывая синяки и распухшие губы. Мэйбон хмуро посмотрел на ворона, птица отвернулась смущенно.

— Опять жулишь, — укорил колдун.

Щелчком сшиб боггарта с чужой клетки. Гном сплюнул, потирая ушиб, пошел на место. Эверейн сказал раздраженно:

— Брат, прости, что отрываю, но я сказал…

— Я слышал! — перебил Мэйбон зло, и гномы от испуга затихли. — Я знаю о твоих неудачах. Я просил не распылять силы.

Эверейн, сглотнув ком, ответил:

— Разбойников купить оказалось несложно, так, страховочный вариант. Но скажи, разве я виновен, что сайды их упустили?

Колдун пристально посмотрел на брата:

— Может, и не виноват. Хорошо, теперь моя очередь. Натравлю на них существ пострашнее сайдов с тухлой кровью. Они, кстати, клянчат младенцев?

— Конечно, — хмыкнул Эверейн, — и сулят золотые горы.

— Пусть засунут бесполезный метал в тигли, — сказал колдун презрительно. — Будем надеяться, что мои ставленники справятся.

— Может, поддержать их, отправиться к ним?

Мэйбон тряхнул головой:

— Ты нужен здесь. Завершим эксперимент.

— Какой? — насторожился брат, кивая на занавешенный угол. — Этот?

Мэйбон кивнул:

— Можешь посмотреть.

Эверейн подошел к занавеси, слуха коснулось тоскливое бессвязное ворчание, звон цепей, поневоле его сердце сжалось. Сладкий запах толченых корней мандрагоры и молотых драконьих рогов, витающий в лаборатории, смела нечистая струя.

Колдун откинул плотную ткань, раздался страдальческий вопль, полный ярости. Эверейн, отшатнувшись, закрутил головой.

— Разве такое возможно? — спросил изумленно.

Мэйбон пожал плечами:

— Как видишь.

Эверейн, опасливо поглядев на занавесь, за которой хрипело и билось страшное существо, содрогнулся.

— Пойду я, — промямлил он. — Буду нужен — позови.

Мэйбон рассеянно кивнул: на доске вновь завязалась шумная драка.

Инконню осторожно открыл дверь. Стоявшая у открытого окна фрейлина осталась к его приходу равнодушна. Рыцарь подошел к узкой кровати, сев на краешек, украдкой осмотрел обнову: перчатки, купленные по сходной цене на городском рынке.

— Не хотите похвастаться?

Рыцарь от неожиданности вздрогнул.

— Перчатки как перчатки, — буркнул он.

Фрейлина, перестав рассматривать город, накрытый хмурым небом, подошла к рыцарю.

— Теперь у вас руки не будут мерзнуть, — сказала равнодушно. — А одеяла купили, сэр Инконню?

— Еще вчера, леди.

После сожжения чумных одеял осталось одно. Рыцарь готов был спать и без него, но фрейлина предложила укрываться одним. Во сне брыкалась, стягивала одеяло на себя. Рыцарь, проснувшись от холода, потянулся за краешком и чуть не оглох от оглушительного визга.

Пять дней тому выбрались из Гиблого леса, миновали несколько деревень, остановились в гостинице торгового городка, а фрейлина использовала любой момент напомнить о «посягательстве на невинность».

«Да кому вы нужны?!» — отвечал рыцарь мысленно.

Она прочла нечто в его глазах, нахмурившись, отвела взгляд. Инконню обрадовался первой победе, но девушка тут же произнесла ехидно:

— Сэр Инконню, вы случаем не собрались яйца высиживать? Близится полдень, а мы торчим в этой дыре, в то время как Сноудон раздирает черная магия, люди вопиют от несправедливости…

— Леди Хелия, я велел оседлать лошадей, — прервал рыцарь недовольно. — Позвольте облачиться в броню, и сразу поедем.

— Перебивать даму невежливо, сэр Инконню. Господи, с каким грубияном приходится делить дорогу. За такие муки я достойна рая на земле.

— Вы очень мужественны, — согласился рыцарь.

Девушка испепелила его взглядом. Рыцарь поежился, молча взял котт-де-май, надел на отстиранный гобиссон, поправил капюшон. Многострадальный супервест пришлось оставить на тряпицы, новой накидкой прикрыл кольчугу.

— Сэр Инконню, — продолжила издеваться фрейлина, — мытье в бадье не истребило крепкий мужской запах, я по-прежнему буду сторониться вас.

Рыцарь стиснул зубы.

«Если бы знал, что быть рыцарем так тяжело…» — вздохнул Инконню, застегивая пояс. Меч дружески хлопнул по бедру.

Хелия не унималась:

— Все? Гм, признаться, чуть дольше моих сборов.

Городок стоял на пересечении путей, в окружении деревень, сюда стекались товары, естественно, что вилланов пруд пруди, но морщиться при виде крестьян, как это делала фрейлина, — грешно.

Рыцарь против воли устыдился быть защитником Хелии.

— Что морщитесь, сэр Инконню? — спросила она ядовито. — Надеюсь, ничего купить не забыли?

«А вот не сорвусь, — поклялся рыцарь. — Хоть желчью изойдите, леди, я буду хранить спокойствие, надлежащее рыцарю».