Зеркала судьбы. Искатели - Максим Удовиченко Страница 40

Но вместо радости я ощутила гнетущую тоску. Что-то было не так. Спотыкаясь, побрела к селению. Шатры становились все ближе, и зайдя в селение, я поняла, что именно показалось мне странным. Полная тишина. Не лаяли собаки, не смеялись дети, играя в снежки, не окрикивали их матери. Пусто было в селении. А на белом снегу складывались в причудливые узоры алые кляксы и росчерки. Кровь. Много крови.

Шатры располагались странно – в ряд, словно воины на построении. Я медленно брела вдоль них, почему-то не решаясь заглянуть внутрь, ощущая, как что-то тяжелое, ледяное ворочается в груди, не дает дышать…

Дойдя до последнего – или первого – шатра, я остановилась. И тут над селением разнесся одинокий женский голос. Низкий, грудной, он пел погребальную песню, которой по орочьим обычаям провожают в Альгебар погибших воинов.

Наконец я поняла, что за чувство испытываю. Это был страх. Настоящий, ледяной. Он обездвиживал, убивал разум, постепенно превращался в нерассуждающий ужас.

А женщина выводила медленную мелодию погребальной песни, выговаривала простые слова на орочьем. Голос казался мне знакомым, но я не могла вспомнить, кому он принадлежит. Я потянулась к пологу первого шатра. Рука двигалась медленно, словно время застывало в морозном воздухе. Страх сковывал сердце, умолял уйти. Но я все же отдернула полог.

В шатре лежал молодой орк – в полном боевом облачении, руки сложены на груди, под ними меч. На шее рваная рана, глаза закрыты, на губах легкая улыбка: он умер, как полагается настоящему орочьему воину. Олав. Мой жених, погибший в схватке с ятунами. Это случилось на моих глазах. Но я не спасла его. Не успела добежать…

Я не смогла себя заставить подойти к нему, поцеловать в холодный лоб, попрощаться. Шагнула назад, перевела дыхание, дернула полог следующего шатра.

Опять воин, и опять в полном облачении. Израненный, покрытый кровью. Седые волосы, морщины на обветренной коже, слабая улыбка на любимом лице. Он умер в один день с Олавом. На него набросились сразу три ятуна. Я отчаянно прорубалась к нему на выручку. Не успела. Вархард, отец…

Горе хлестнуло кнутом, затянулось петлей на шее, начало душить. Я выбежала из шатра, упала на колени. Тяжело дыша, схватила пригоршню снега, обтерла лицо. Голос женщины не смолкал. В нем было столько боли, тоски и вместе с тем ненависти к врагу, жажды мести – казалось, это само горе сидит у очага и поет, провожая мертвых воинов.

С трудом поднявшись, я добрела до третьего шатра, открыла его, уже зная, кого увижу. Женщина, немолодая, но все еще красивая. Серебряные ленты седины в черных косах, нарядное платье.

– Мама, – прошептала я, на мгновение превращаясь в маленькую девочку. – Мамочка, прости меня…

Она ушла через полгода после смерти отца. Не вынесла горя, просто зачахла от тоски. И я ничего, ничего не смогла сделать. Глаза наполнились слезами. Когда ты плакала в последний раз, Бешеная Мара? В пять лет? В три? Я не помнила. Вышла на цыпочках, осторожно прикрыла полог. А шатров впереди было так много… Слишком много, чтобы хватило сил.

Но я все равно заглянула в следующий шатер. Там был Ранвальд. Глупый, вспыльчивый, могучий Ранвальд, которого убили люди. Убили, чтобы привязать меня. Я тогда была в нескольких шагах и не пришла на помощь. Еще минута – и я могла бы спасти его. Но не было этой минуты…

Голос пел. А мне становилось все страшнее. Кто будет следующим? Чью смерть мне суждено пережить? Чей уход ляжет на сердце, утяжеляя груз вины?

– Не хочу, не хочу, – шептали онемевшие от ужаса губы. – Не хочу смотреть, пожалуйста…

Но меня словно влекла какая-то неведомая сила. Рука дрожала, отдергивая следующий полог. Здесь был человек. Смуглый коренастый воин. Парень, который умел сражаться и дружить, любил свою семью, всегда мог поддержать товарищей веселой шуткой. Ал.

Нет. Нет. Этого не может быть. Сознание отказывалось принять смерть друга. Ведь он был жив, он еще сегодня был жив. Когда это случилось? И почему я не помогла ему?

Ужас сковывал движения, мешал дышать. В сердце впилась игла боли. Следующий шатер – Лис Роману. На лице застыла боль, мертвые руки сжимали изумруд, в котором почему-то потухли золотистые искорки. Вор-то кому помешал? И почему я не спасла его?

От боли, страха, чувства вины я почти обезумела. Двинулась вдоль шатров, тихо подвывая, дергая за пологи. Там были все, кого я знала. Все, кто был мне дорог, близок или хотя бы знаком. Вождь Бертард. Его сын Торвальд. Одноглазый Улаф. Все орки моего племени. Люди, с которыми я служила у графа Стоцци. Бобо Клешня и команда «Хромой Мери». Все они погибли из-за меня. Из-за того что я не сумела их защитить…

Женщина пела. А я чувствовала, что скоро сойду с ума. Умоляла неизвестно кого, наверное, невидимую певицу:

– Только не Лэй, только не Лэй…

Я уже один раз пережила его гибель. Казнила себя за то, что не удержала на перевале тонкую руку, спасшую мне жизнь. Потом этот забавный эльф вернулся и стал для меня родным существом, кем-то вроде младшего брата. И у меня не было сил снова переживать его смерть.

Остался последний шатер. Я знала, кто лежит в нем, и не могла отдернуть полог.

Песня оборвалась.

– Здравствуй, Мара, – произнес за спиной знакомый низкий голос.

Я резко обернулась и увидела выплывающую из-за дальнего шатра женскую фигуру в потертом красном плаще с капюшоном. Она плавно двинулась ко мне. Казалось, ноги ее не касаются окровавленного снега, она будто парила в воздухе. Приблизившись, женщина откинула капюшон и я увидела лицо Тир-на.

– Что же ты не заходишь в последний шатер? – спросила ольда. – Посмотри, кто там.

Я молча помотала головой, отказываясь.

– А ведь я говорила: это не твой путь. Предупреждала: ты не должна отправляться на Дикий архипелаг. И что теперь? Посмотри, это твое упрямство погубило их всех! – Тир-на указала на шатры. – Это ты виновата!

Где-то в глубине души начала просыпаться злость. Сразу стало легче. Я ухватилась за нее, выбираясь из омута отчаяния. Мне и так плохо, почему же ольда еще добавляет мне боли?

– Зайди в шатер, Мара, – настаивала гадалка.

– Нет!

– Посмотри…

– Нет!

Я кричала яростно, и от этого крика мир вокруг сделался мутным, начал истаивать, расплываться. Лишь фигура Тир-на оставалась передо мной, не желала пропадать.

– Это не твой путь, Мара…

– Уйди! – я в бешенстве взмахнула рукой, желая оттолкнуть ольду.

Но гадалка исчезла, вместе с нею пропали и степь с шатрами, а моя рука наткнулась на что-то очень жесткое. Я открыла глаза, увидела над собою черный потолок, освещенный огнями черных же ламп.

– Ну ты и сильна, красавица! – откуда-то сверху прокряхтела леди Флориана.

Эксперимент, вспомнила я. Это был мортов эксперимент продавшихся. Они наслали на меня кошмар, вот что это было. На душе сразу стало легче.