Клинок инквизиции - Диана Удовиченко Страница 40

«Хлюп… хлюп… Шлеп… шлеп…» – как будто по коридору тащилось кто-то мокрое, склизкое. Сразу вспомнились страшные сказки про утопленников, рассказ Кинга про водяного, фильмы о монстрах и даже почему-то Ктулху. «Успокойся, – одернула себя Настя, – никто не доберется до тебя через решетку».

«Хлюп… хлюп… Шлеп… шлеп…»

Теперь к этому добавился еще звук дыхания – тяжелого, натужного, с постаныванием и всхлипами. Кто-то шел к Настиной камере.

Наконец существо, кем бы оно ни было, остановилось прямо напротив Насти. Она едва не задохнулась от омерзительной вони – пахло мертвечиной, отбросами, гнилью и тухлой рыбой. Затряслась решетка. Настя замерла, затаила дыхание, надеясь, что нечто не умеет видеть в темноте.

Существо прекратило дергать решетку, громко втянуло воздух и заорало – оглушительно, тоскливо, на одной ноте, потом разразилось отрывистыми воплями. Это напоминало одновременно и плач больного ребенка, и хохот гиены, и волчий вой. Настю передернуло.

Неведомая тварь явно унюхала человека, и уходить не собиралась – то трясла дверь, то злобно кричала, не умея добраться до Насти, то жалобно хныкала.

Больше не было сил это терпеть. Невозможность увидеть того, кто бесновался возле камеры, только усиливала чувство страха. Решив, что врага надо знать в лицо, Настя достала свечу и огниво, которые добросердечная сестра Мария незаметно от остальных сунула ей в рукав. Дрожащими руками наложила трут на кремень, ударила кресалом, с третьей попытки высекла искру, зажгла тонкий фитилек.

За решеткой стояло нечто бесформенное, бледно-одутловатое, похожее то ли на распухший труп, то ли на огромного, страдающего гидроцефалией, младенца. Лысая голова беззащитно покачивалась на тонкой шее. Лицо?.. Морду?… покрывали темные пятна. Маленькие, подплывшие гноем глазки смотрели на Настю с выражением бесконечной злобы. Нижняя губа отвисла, открывая беззубую челюсть. Грязные, потерявшие цвет лохмотья не могли прикрыть разлагающуюся заживо плоть.

Увидев огонь, существо испуганно съежилось, потом яростно взвизгнуло, потрясло решетку. Потерпев очередное фиаско, просунуло между прутьев бледные, с загнутыми черными когтями, лапы, потянулось к девушке.

– Пошел вон! – громко, агрессивно сказала Настя, словно отгоняя злую собаку, и погрозила свечой. – Ну?..

Тварь заверещала и отступила на шаг, немного помялась в нерешительности, захромала прочь.

«Хлюп… хлюп… Шлеп… шлеп…» – Звуки удалялись и наконец затихли.

Настя потушила свечу, следовало беречь ее на случай возвращения существа. Больше она уснуть не сумела – сидела на соломе, прислушиваясь к писку крыс и ударам капель о камень, гадала, откуда взялся уродливый монстр. Потом на нее обрушился шепот. Множество голосов наперебой твердили что-то, и Насте стало казаться, что она уже разбирает отдельные слова:

– идет… идет… – хриплым мужским голосом.

– смирись… отдайся… служи… – нежным женским.

– повелитель… – старческим дребезжанием.

– невеста… – тонким детским голоском.

Она снова, как в прошлый раз, вскочила, стала кричать и отмахиваться, но теперь голоса не умолкали. Настя изо всех сил прижала к ушам ладони, сжалась в углу на подстилке и тихо завыла, раскачиваясь из стороны в сторону. Лишь когда колокол пробил пять раз, шепоты смолкли. Настя ненадолго погрузилась в полусон.

Наутро сестра Ортензия принесла кувшин воды и небольшой кусок сухого хлеба. Девушка рассказала о ночном госте и голосах.

– Не гневи Господа нечестивыми выдумками, сестра. – Невозмутимо ответила привратница, осеняя себя крестным знамением. – В святом месте не может быть безбожных тварей.

Однако по лестнице монахиня взбежала подозрительно резво, словно за ней гнались черти, с грохотом захлопнула дверь. Настя сделала вывод: привратнице что-то известно, мрачный подвал монастыря хранит некую тайну.

Она ела хлеб медленно, растянула кусок на целый день, пытаясь обмануть желудок и почувствовать насыщение. По глотку отпивала воду. Время от времени вставала, разминала затекшие мышцы, согреваясь движением. Отмеряла время по ударам колокола. Часы тянулись раздражающе медленно, безделье выматывало хуже тяжелого труда, а ожидание ночи вызывало нервную дрожь. Дошло до того, что Настя уже с ностальгией вспоминала прачечную.

Колокол ударил двенадцать раз – полночь. Настя насторожилась: вчера существо появилось примерно в это время. Долго ждать не пришлось: из глубины коридора раздались уже знакомые шаги и хлюпанье. На этот раз тварь не стала трясти все решетки подряд, сразу подошла к камере Насти, заверещала и попыталась добраться до девушки.

Настя сразу же зажгла свечу, угрожающе махнула в сторону существа. Незваный гость отскочил, постоял немного с выражением глубокой задумчивости на морде, потом – Настя могла бы поклясться – хитро прищурился, сообразив, что огонь далеко, и снова подступил к решетке.

Скрипел металл, содрогалась дверь. Вдруг в лязге появилась новая нотка, которая вызвала смутное опасение. Настя присмотрелась: стук издавали проржавевшие петли, опасно ходившие в пазах. Казалось, вот-вот – и тварь выдерет решетку.

Настя оглянулась в поисках хоть чего-нибудь, чем можно обороняться. Не нашла, конечно. Не считать же оружием глиняный горшок, заменяющий отхожее место?

Дверь сотрясалась все сильнее, петли уже ходили ходуном. Настя схватила пук прелой соломы, поднесла к свече, долго ждала, пока огонь справится с сыростью. Когда клочок занялся, в один прыжок пересекла камеру, с силой сунула самодельный факел прямо в белесую морду существа.

Тварь заскулила, замахала лапами, стряхивая с себя горящие соломины. Придя в себя, взревела, бросилась вперед, ударилась грудью о решетку и принялась трясти ее с удвоенной силой. Маленькие глазки покраснели от ярости, на бледной, покрытой слизью коже проступили пятна ожогов.

Словно в помощь монстру, темнота обрушила на нее множество голосов. Нечто невидимое, бесплотное вилось вокруг головы, шептало:

– Покорись… он идет… стань его невестой…

Только на этот раз Насте было не до страхов.

– Тебе надо, ты с ним и ложись! – огрызнулась она неизвестно на кого.

Решетка опасно дрожала. Настя подпалила еще один клочок соломы, подскочила к двери. На этот раз существо было начеку: отпрыгнуло, едва девушка сделала шаг. Стоило отойти в глубь камеры, как тварь вернулась.

– Хорошо, – сквозь зубы процедила Настя.

Она подтащила подстилку ближе к выходу, подожгла пучок. Существо отступило, топталось поодаль, пока солома не прогорела. Настя не дала ему подойти, подпалив еще клок.

Так продолжалось довольно долго. Соломы становилось все меньше, Настя с ужасом думала, что произойдет, когда она закончится.

Колокол ударил три раза. Существу, очевидно, надоело бесконечное противостояние, оно жалобно, с присвистом, вздохнуло и пошлепало прочь. Когда тварь удалилась, от свечи остался жалкий огарок, соломенная подстилка отощала примерно на три четверти.