Подземелья Дикого леса - Колин Мэлой Страница 40

Мистики опустили носилки на ложе и откинули простое одеяло, которым было укутано тело, открыв взглядам лицо Ифигении.

Глаза старейшины были закрыты. На бледном челе ее было написано мирное, благостное спокойствие. Казалось, будто она только что хорошо пообедала и теперь наслаждается приятным ощущением сытого тепла. Церемония продолжилась; взгляд Прю застлали слезы.

Когда мистики с факелами заняли свои места вокруг тела на постаменте, на краю поляны появилось пополнение: послушники разных возрастов. Они вышли из леса, неся в руках одеяла, робы, бумаги и растения. Прю решила, что это, должно быть, личные вещи старейшины. Все это аккуратно разложили вокруг тела. Многие из учеников перед тем, как отступить назад к остальным, любовно касались края ее савана.

— Поверить не могу, — прошептал Кертис, когда они присоединились к разросшейся толпе мистиков. — Я ведь только недавно с ней говорил. Она была такая… живая.

Прю вытерла слезы рукавом.

— Я бы хотела еще раз ее увидеть, — сказала она. — Просто поговорить с ней еще хоть раз.

Кертис почти инстинктивно обнял Прю за плечи. Оба не скрывали слез.

Вперед выступил один из мистиков, пожилой мужчина с длинными заплетенными волосами и сединой в бороде. Он подошел к ложу и мягко положил ладонь на тело Ифигении, потом повернулся к толпе и заговорил:

— Сегодня мы возвращаем лесу сосуд Ифигении, чей дух уже слился с тканью космоса. И вместе с ним мы предаем земле все блага ее телесного бытия, — произнес он спокойно и мягко.

По его кивку остальные мистики выступили вперед и стали полукругом у тела. В середине этого полукруга оказался маленький мальчик-послушник. Все они сели в позу лотоса и начали медитацию. Прю невольно прижала руку ко рту. Ее душили слезы.

От подножья постамента донесся глухой стон разверзающейся земли, и трава вокруг начала оживать. Энергия сродни электрической заструилась по земле у ног Прю; вся зелень на поляне объединила свои голоса в скорбной поминальной песне.

АААААААААА.

Этот плач доносился от каждой травинки, каждой ветки, каждого куста. Зеленое ложе задрожало; земля начала колебаться. Тоненькие щупальца корней поднялись и заключили его в кокон, трещина у подножья распахнулась, и тело Ифигении, старейшины северолесских мистиков, поглотила земля.

Тишина окутала все вокруг.

Послушники и мистики поднялись с земли и отошли. Прю стояла будто парализованная, уставившись на ровную землю там, где только что был постамент из мха и камней. Кертис схватил ее за руку.

— Ну и ну, — прошептал он.

Мальчик, бывший в середине полукруга медитирующих, теперь стоял чуть поодаль, за границей света, который лился от послушников с факелами во внешнем кольце толпы. Прю невольно подумалось, что он словно бы наблюдал за ней.

Через какое-то время мистики с послушниками вольно разошлись и смешались с прибывшими. Девочка заметила, что сюда явились многие из местных жителей и фермеров, — они стояли на почтительном расстоянии от происходящего, но постепенно присоединились к толпе, и печальное настроение несколько развеялось. На лицах стали появляться улыбки. Кто-то обменивался сердечными рукопожатиями, искренними объятиями. Прю, обернувшись, увидела невдалеке Тимона, который разговаривал с одним из юных учеников. Она подошла и погладила его по боку.

— А, Прю, — улыбнулся он. — У меня нет слов. Как бы ни разрывалось сердце, я рад, что мы смогли присутствовать. Хоть это и печальная минута для всех нас.

— Да, — согласилась Прю. — Спасибо, что помогли добраться. — Она умолкла, не зная что сказать, но потом все же добавила: — Я запуталась! Вся эта дорога, все время меня что-то тянуло, что-то звало. Я была уверена, что это — то, что меня тянуло, — она. Поверить не могу, что ее больше нет, а я тут. Что же мне теперь делать?

— Все откроется, — сказал Тимон. — Все откроется. Я уверен.

Рядом возник Кертис.

— Куда теперь? — спросил он.

— В управе будут поминки, — заметил мистик. — Даже в такое тяжелое время обычай требует собраться. Как вы считаете, это не будет опасно?

С плеча Кертиса отозвался Септимус:

— По моему разумению, это последнее место, где вас будут искать. Ни одна живая душа в своем уме не сделает того, что вы, — я в том смысле, что надо вовсе с головой не дружить, чтобы явиться на место преступления собственных убийц.

— Спасибо, — сказала Прю.

— Я говорю как есть.

— Или это ловушка, — встрял Кертис. — Может, они догадались, что мы придем. Но ты прав: это полный бред. Они ведь не могли угадать, почему мы придем.

— Вот-вот, — кивнула девочка. — Этого ведь я и сама еще не знаю.

Сквозь оживленную толпу она посмотрела на Древо. Мерцающие факелы отбрасывали на узловатый ствол бледно-желтые отсветы.

«Зачем ты меня позвало?»

Поляна потихоньку пустела. Факелоносцы во главе колонны отправились к ее восточной границе.

— Идите вперед, — сказала Прю. — Я сейчас. Не потеряюсь.

Септимус, Тимон и Кертис присоединились к уходящим.

Прю проводила их взглядом. На душе у нее лежала какая-то тяжесть. Она обошла дерево, встав подальше от могилы, в укромном уголке одного из изгибов особенно крупного корня. Положила ладони на холодное, немое дерево и закрыла глаза.

«Чего ты хочешь? Зачем я здесь?»

Ответа не было; если Древо и пыталось с ней общаться, ей не удавалось уловить его мысли.

«Чего ты от меня хочешь?»

— Ты проделала далекий путь.

Прю распахнула глаза. Голос шел не изнутри, а из-за спины. Обернувшись, она увидела мальчика — лет семи, не больше — с горящей свечкой в руке, одетого в простую робу мистиков.

— И подвергла себя ужасной опасности, — добавил он. Она узнала в нем того самого малыша, который вел медитацию.

Раз ему доверили такое ответственное дело, видимо, у него довольно высокий статус. Когда он подошел ближе, Прю заметила, что он смотрит немного вбок, будто на что-то у нее за плечом.

— Ты — мистик? — спросила она и, когда мальчик кивнул, добавила: — Но ты же еще маленький!

— Первогодок, — ответил тот, по-прежнему глядя немного в сторону. — Нас так называют. Младших послушников.

— Как тебя зовут?

— Алистер. А ты — Прю.

Она кивнула. От его манеры держаться становилось немного не по себе. Видно, такие вещи, как знакомство, казались ему ненужными мелочами.

— Ты знала старейшину? — спросил он.

— Ага, — ответила Прю. — Она была… э-э-э… наверное, моим другом. Я не очень хорошо ее знала, да и не очень давно. Но она очень много для меня значила.

— Для меня тоже, но теперь она умерла, — сказал Алистер. Это резкое заявление не вызвало у него на лице никаких эмоций. Взгляд мальчика перебежал на Древо. Мгновение он стоял молча, изучая сложный рисунок ствола.