Танец мертвых девушек - Рэйчел Кейн Страница 40

— Ну? — спросил он.

— Привет, Клер, как ты себя чувствуешь? — сказала Клер в пространство. — Твоей жизни ничто не угрожало? Спасибо за то, что вышла во мрак и попыталась заключить сделку с двумя самыми ужасными созданиями на Земле.

— Извини. — У него хватило воспитанности принять смущенный вид. — Ты в порядке?

— А то! Никаких отметин от клыков. — Она содрогнулась. — Мне не нравятся эти люди.

— Вампиры?

— Вампиры.

— Фактически они не люди, но, если задуматься, я тоже не человек. Ладно, неважно. — Обхватив Клер рукой, Майкл отвел ее в гостиную, усадил, накинул на плечи одеяло. — Надо думать, ничего хорошего.

— Ничего. — По пути домой она впала в депрессию, но рассказывать о своей неудаче... это был совсем новый уровень боли. — Они его не отпустят.

Майкл не сказал ничего, но свет в его глазах погас. Опустившись на одно колено, он завернул Клер в одеяло.

— С тобой правда все в порядке? Ты дрожишь.

— Они холодные, знаешь ли. И меня заморозили.

Он медленно кивнул.

— Ты сделала все, что смогла. Отдохни.

— А что с Евой? Она здесь?

Он посмотрел на потолок, как будто мог видеть сквозь него. А может, и правда мог. На самом деле Клер не знала, что Майкл может, а что нет; в конце концов, он уже два раза умирал. Не стоило недооценивать его возможности.

— Спит. Я... поговорил с ней. Она поняла. И не станет делать никаких глупостей.

На Клер он не смотрел. Интересно, о чем он говорил с Евой? Какими словами убедил ее?

Мать Клер не раз повторяла: «Если сомневаешься, спроси».

— Ты сумел предложить ей что-то, ради чего стоит жить? Ну, к примеру, себя?

— Я... Какого черта? О чем ты?

— Я просто подумала, может, вы с ней...

— Господи, Клер! — воскликнул Майкл.

Она на самом деле заставила его вздрогнуть.

Здорово! Это что-то новенькое.

— По-твоему, трахаться со мной — это и есть то счастье, что способно лишить ее желания убивать вампиров? Не знаю, какими мерками ты меряешь секс, но, на мой взгляд, это чересчур. Кроме того, что бы ни происходило между мной и Евой... ну, это останется между мной и Евой.

«Если она сама не расскажет мне об этом», — подумала Клер.

— Как бы то ни было, я ничего такого не имел в виду. Я просто... убедил ее, вот и все.

Убедил. Здорово. В каком настроении была Ева, когда Клер уходила? Что-то с трудом верится...

И потом Клер вспомнила голоса в проулке и как она нелепо поверила, будто ее ждет безопасность там, где на самом деле ждала гибель. Способен ли Майкл на такое? Стал бы он это делать?

— Ты не...

Она коснулась пальцем виска.

— Что?

— Ты не прополоскал ей мозги? Ну, как они могут?

Не отвечая, он снова поправил на ней одеяло, принес подушку.

— Ложись, отдохни. До рассвета всего часа два, а мне еще понадобится твоя помощь.

— Господи, Майкл, ты же не делал этого. Не делал! Она никогда не простит тебе!

— Если доживет до того, чтобы возненавидеть меня. Отдыхай. Я серьезно.

Но Клер не собиралась спать; ее сознание кружилось, словно обод колеса, царапающий мостовую и разбрасывающий во всех направлениях искры. Столько энергии было растрачено впустую. «Нужно придумать что-нибудь. Нужно...»

Майкл заиграл что-то нежное, меланхоличное, в минорном ключе, она почувствовала, что уплывает... и потом, буквально сразу, отключилась.

Одеяло пахло Шейном. Клер поглубже зарылась в теплые складки, бормоча его имя. Так хорошо она чувствовала себя в его объятиях той ночью, которую они провели здесь, на этой самой кушетке, целуясь... В полной безопасности.

События вчерашнего дня обрушились на нее, туман воспоминаний мгновенно рассеялся, унеся ощущение спокойствия. Дрожащая и испуганная, Клер села, завернулась в одеяло и огляделась. Гитара Майкла снова была в футляре, солнце уже поднялось над горизонтом. Значит, он опять ушел, и они с Евой предоставлены самим себе.

— Ладно, пора за дело, — прошептала она.

Необходимо выработать жизнеспособную стратегию того, как вытащить Шейна из клетки. Для начала нужно кое-что выяснить. Может, детектив Хесс знает, сколько там охранников и где они стоят. Наверняка у них разработана своя система безопасности с целью держать на расстоянии лузеров вроде нее, но ведь любую систему безопасности можно взломать? По крайней мере, так она слышала. Может, Ева подскажет что-нибудь.

Если, конечно, ею снова не овладел вчерашний самоубийственный настрой. Клер с тоской подумала о горячем душе, решила, что это может подождать, и поплелась на кухню варить кофе. Вряд ли Ева пребывает в радужном настроении, но без кофеина оно будет еще хуже. Приготовив кофе, Клер налила его в большую кружку и понесла наверх. Ключ от спальни Евы висел на крючке, рядом была приколота записка, написанная почерком Майкла и содержащая следующее:

Не позволяй ей покидать дом.

Как следствие, подразумевалось, что и Клер должна оставаться здесь.

Как будто она могла хотя бы подумать о том, чтобы сидеть сложа руки — сейчас, когда истекают последние часы жизни Шейна. Кто знает, что с ним там происходит? Холодная ярость Оливера, безразличие Амелии... При воспоминании об этом внутри прошла судорога. Клер взяла ключ, повернула его в замке и открыла дверь.

Ева сидела на краю постели, во всей красе готического наряда, то есть полностью одетая и накрашенная. Волосы забраны в два конских хвоста по бокам головы, макияж наложен с особой тщательностью — она походила на испуганную фарфоровую куклу. Испуганную и очень сердитую фарфоровую куклу. Вроде тех, что показывают в фильмах ужасов.

— Кофе? — дрожащим голосом спросила Клер.

Ева мгновение смотрела на нее, потом взяла кружку, вышла из спальни и устремилась к лестнице.

— О господи!

Когда Клер спустилась, Ева стояла посреди гостиной, глядя в пространство. Кружку она поставила и уперла руки в бока. Клер остановилась, держась за перила и глядя, как подруга медленно поворачивается, словно выискивая что-то взглядом.

— Я знаю, что ты здесь, жалкий трус! — закричала она. — Теперь послушай, что я скажу, сверхъестественный придурок. Если ты еще хоть раз промоешь мне мозги, клянусь, я выйду через эту дверь и никогда больше не вернусь. Усек? Один раз «да», два — «нет».

Видимо, он ответил «да», поскольку поза Евы стала чуть менее напряженной. Хотя было видно, что она по-прежнему сердится.