И явилось новое солнце - Джин Вулф Страница 40

– Потому что я хотел узнать тебя. В детстве, в своем мире, ты преклонял колено перед Миротворцем?

– В день святой Катарины, сьер.

– А верил ли ты в него? Верил ли всем своим существом?

– Нет, сьер. – Я ожидал, что буду наказан за свое неверие, и по сей день не могу сказать, случилось это или нет.

– Предположим. Но разве ты не знал о ком-нибудь твоего возраста, кто бы верил? – Послушники, сьер. По крайней мере так считалось среди нас, учеников палачей.

– Неужели им не хотелось пойти за ним, если бы представилась такая возможность? Встать бок о бок с ним, если бы он попал в беду? Возможно, ухаживать за ним, если бы он заболел? Я был таким послушником в творении, которого ныне нет. В нем тоже имелись Миротворец и Новое Солнце, хотя мы называли их иначе… Но теперь мы должны поговорить о другом, и немедленно. У меня много обязанностей, и иные из них куда более безотлагательные, чем эта. Скажу тебе прямо, Северьян – мы разыграли тебя. Ты пришел сюда, чтобы пройти наше испытание, вот мы и не разубеждали тебя и даже сказали, что это здание – наш Дворец Правосудия. Все это неправда.

Я лишь молча смотрел на него.

– Иными словами, мы уже испытали тебя или то будущее, которое ты создашь. Ты – Новое Солнце. Тебя вернут на Урс, и Белый Фонтан отправится с тобой. Предсмертная агония известного тебе мира будет принесена в жертву Предвечному. Неописуемая катастрофа – как сказано, обрушатся целые материки. Много прекрасного погибнет, и с ним – большая часть твоей расы; но дом твой переродится.

Я могу и берусь записать произнесенные им слова, но мне не дано передать его голос или хотя бы намекнуть на убежденность, которая звучала в нем. Казалось, во мне текут его мысли, рисуя в воображении картины, более реальные, чем любая реальность; и я видел гибель континентов, слышал грохот рушащихся зданий и ощущал горький морской ветер Урса.

Сердитый ропот послышался за моей спиной.

– Сьер, – сказал я, – я помню испытание своего предшественника. – У меня было такое чувство, будто я снова стал самым младшим из учеников.

Цадкиэль кивнул:

– Необходимо, чтобы ты помнил его; для этого он и проходил испытание.

– И был оскоплен? – Старый Автарх содрогнулся во мне, и я заметил, как трясутся мои руки.

– Да. Иначе между тобой и троном стоял бы ребенок, а твой Урс погиб бы навсегда. Или ты предпочел бы смерть ребенка?

Я не мог говорить, но его черные глаза, казалось, проникли в каждое сердце из тех, что бьются в моем. Наконец я покачал головой.

– Теперь я должен идти. Мой сын проследит за тем, чтобы тебя вернули в Брию и на Урс, который будет разрушен согласно твоему решению.

Он перевел взгляд на проход за моей спиной, и я, обернувшись, увидел человека, доставившего нас сюда с корабля. Матросы повскакали с мест, выхватив ножи, но я почти не обратил на них внимания. Их вчерашние места в центре помещения теперь занимали другие фигуры, которые уже не были скрыты тенью. Мой лоб покрылся испариной, так же как на нем проступила кровь, когда я впервые увидел Цадкиэля, и я повернулся к нему, чтобы выкрикнуть предупреждение.

Он исчез.

Невзирая на увечье, я быстро, как только мог, побежал, хромая, вокруг Престола Правосудия в поисках лестницы, по которой меня увели прошлой ночью. Не покривлю душой, если признаюсь, что бежал я не столько от матросов, сколько от тех, других, увиденных мною в Палате.

Как бы то ни было, лестницы тоже не оказалось; я обнаружил лишь гладкий пол, выложенный каменными плашками, одна из которых, несомненно, поднималась каким-то скрытым механизмом.

Теперь заработал другой механизм. Быстро и плавно трон Цадкиэля ушел под пол: так кит, поднявшийся на поверхность погреться на солнце, снова ныряет в глубину ледяного Южного Моря. Мгновение назад огромный трон стоял между мной и Палатой, надежный, как стена; и вот уже пол сошелся над его спинкой, и передо мной развернулась небывалая битва.

Иерарх, которого Цадкиэль назвал своим сыном, распростерся в проходе. Над ним сгрудились матросы, их ножи сверкали, многие лезвия обагрились кровью. Тех, что им противостояли, было примерно столько же, и сперва они казались мне слабыми точно дети – и действительно, среди них я заметил по меньшей мере одного ребенка, – но они держались как герои и за отсутствием оружия сражались голыми руками. Они стояли спиной ко мне, и я уверял себя, что не знаю их, но сам осознавал лживость своих уверений.

С ревом, откатившимся эхом от стен, из их круга выскочил альзабо. Матросы отпрянули, и в тот же миг зверь перемолол одного из них своими челюстями. Я увидел Агию с ее отравленным мечом, Агилюса, крутившего обагренный кровью аверн, и Балдандерса, безоружного, пока он не ухватил за ноги женщину из группы матросов и ее телом не размозжил об пол другого противника.

Я видел Доркас и Морвенну, Кириаку и Касдо. Теклу, распростертую на полу, и какого-то оборванного ученика, который останавливал кровь, хлеставшую из ее горла. Гуазахта с Эрблоном, размахивавших своими спатами, словно они сражались в конном строю. Дария держала в обеих руках по тонкой гибкой сабле, а чуть дальше почему-то снова закованная Пиа душила цепью зазевавшегося матроса.

Я бросился мимо Меррина и оказался между Гунни и доктором Талосом, чей сверкающий клинок уложил человека прямо к моим ногам. Взбешенный матрос напал на меня, и я – клянусь – был рад ему и его оружию, ибо поймал его за запястье, сломал руку и одним движением вырвал у него нож. Я не успел удивиться тому, как легко это вышло, пока не обнаружил, что еще раньше Гунни ударила его ножом в шею.

Казалось, едва я вступил в сражение, как оно тут же и закончилось. Немногие матросы бежали из Палаты; два или три десятка тел остались лежать на полу и на скамьях. Почти все женщины были мертвы, хотя я видел, как одна из женщин-кошек зализывает рану на своей короткопалой ладони. Старый Виннок устало оперся на ятаган – традиционное оружие рабов Пелерин. Доктор Талос оторвал кусок от робы мертвеца, чтобы вытереть лезвие своей шпаги-трости, и я увидел, что убитым был мастер Эш.

– Кто они? – спросила Гунни.

Я покачал головой, чувствуя, что и сам едва ли знаю это. Доктор Талос взял Гунни за руку и коснулся губами ее пальцев.

– Ты позволишь? Я – Талос, врач, драматург и импресарио. Я…

Дальше я не слышал. На меня налетел Трискель с окровавленными крыльями, виляя задом от радости. За ним – мастер Мальрубиус, великолепный в своем подбитом мехом плаще гильдии. Только увидев мастера Мальрубиуса, я все понял, и это не прошло незамеченным для него.

Тут же он, а потом и Трискель, доктор Талос, мертвый мастер Эш, Доркас и все остальные рассыпались серебряными пылинками в ничто, как однажды на берегу, после того как мастер Мальрубиус спас меня от гиблых джунглей севера. Гунни и я остались одни посреди тел матросов.