Штык и вера - Алексей Волков Страница 40

– Не верю я юнкерам, – мрачно изрек Трофим.

Шнайдер некоторое время молчал, а потом изрек:

– Ты, Георгий, рассуждаешь, словно заправский кадет. Словно нам одного Всесвятского мало!

– Терпеть не могу кадетов, – откровенно признался Орловский.

Уточнять, что к остальным партиям он относится точно так же, он благоразумно не стал.

– Но тогда какого черта?!

– Да все того же. Если уж решили взять власть, так и действовать надо соответственно. Она у вас, насколько я знаю, дальше окраин не распространяется. Давайте сделаем так. Вы пока подумаете, что же вам больше надо: республику создать или разбежаться поскорее, пока здесь жареным не запахло. И я тоже подумаю. Похожу, посмотрю получше, что здесь да как. Свежим взглядом виднее. Да и не знает меня здесь никто. А ближе к вечеру я сюда подойду. Тогда все окончательно и решим.

Решать, с точки зрения Орловского, тут было нечего. А вот предупредить юнкеров следовало обязательно.

– Вечером поздно будет, – буркнул Трофим. – Пока подготовимся…

– В самый раз, – жестко отрезал Орловский.

Граждане правители переглянулись. Затем Муруленко кивнул, и Шнайдер озвучил это незамысловатое движение:

– Ладно. Но только не позже.

– А который сейчас час? Я ведь ориентируюсь больше по солнцу, – признался Орловский.

Яков извлек из кармана массивные золотые часы.

– Пять после двенадцати.

– Договорились.

У Георгия сложилось впечатление, что Трофим ему не доверяет, да и Яшка стал задумываться о мировоззрении своего былого товарища. Только большого значения в глазах Орловского это не имело. Ценить о себе надо мнения лишь тех людей, которых ты ценишь сам.

Сегодня город выглядел совсем иначе, чем вчера. И это при том, что Орловский направлялся в сторону от уничтоженных ночным бедствием кварталов. Все равно помочь погорельцам он ничем не мог, а на всевозможные пепелища нагляделся за две пройденных войны, и еще больше – за два месяца революции.

Дома по сторонам улицы стояли вполне невредимые, грязь же с исчезновением дворников стала повсеместным явлением, неизбежным, как исчезновение большинства элементарных человеческих обязанностей.

С этой стороны все было более-менее обычно. Даже кучки митингующих, как и вчера, стояли вокруг ораторов, послушно проклинали кого-то, кого-то, наоборот, одобряли.

Вот только сегодня в воздухе отчетливо витал страх. Или даже не сам страх, но ощущение чего-то ужасного, что обязательно должно произойти почти независимо от воли простого обывателя.

И, подчеркивая это ожидание, где-то изредка раздавались выстрелы. Пока не бой, даже не схватка, но все равно они порождали состояние тревоги, заставляли поневоле повнимательнее присматриваться и прислушиваться к происходящему.

Гораздо чаще, чем вчера, встречались солдаты. Такие же расхристанные, забывшие воинский вид, однако у каждого за плечами висела винтовка, да и шлялись они группами самое малое человек по десять, а порою и больше.

Помимо солдат то и дело попадались группы каких-то вооруженных лиц, судя по всему, рабочих, но принадлежали ли они к отрядам защиты революции или нет, Орловский не знал. Судя по красным бантам, скорее принадлежали, но мало ли кто и что может нацепить в это время?

Но не только это заметил Орловский. Всю дорогу за ним, то чуть отставая, то приближаясь, упорно следовал какой-то молодой мужчина с полуинтеллигентным лицом, одетый в пиджак поверх косоворотки, в невзрачной кепке. Несмотря на теплый день, вокруг шеи филера был для чего-то обмотан клетчатый шарф, и эта маленькая деталь лишь выделяла носителя в толпе.

Нечто подобное Георгий, признаться, ожидал. Он специально несколько раз сворачивал в боковые улочки, останавливался около митингующих, и каждый раз мужчина старательно повторял его маневр.

Ну, уж задушевный однокашник мог бы отрядить кого и получше! Все-таки когда-то вместе учились избегать слежки, пусть потом это никогда и не понадобилось! Да и тогда тоже. Только бесполезных знаний, похоже, не бывает. Все может пригодиться, когда этого совсем не ждешь.

Орловский как раз задумался, как лучше избавиться от непрошеного соглядатая: показывать место своего пребывания товарищу Якову он не собирался в любом случае, но тут увидел одного из тех, кого машинально искал, едва выбрался из дворца правительства.

Молоденький подтянутый юнкер резко выделялся среди большей частью неряшливой публики. На него порою косились, однако задевать пока не задевали.

– Господин юнкер! – Орловский извлек из подаренного Шнайдером портсигара папиросу. – Извините, огоньку не найдется?

Юнкер сразу напрягся, ожидая подвоха, но в карман все-таки полез.

– Слушайте меня внимательно, – тихо проговорил Орловский. – Сегодня вечером или ночью кое-кто из правительства хочет напасть на вашу школу. Сколько их будет, не знаю, но если подготовитесь к встрече, может, и отобьетесь. Главное, ни в коем случае не стреляйте первыми, разве что если не будет иного выхода. Они этого не афишируют, поэтому объявите, будто на вас пытались напасть контрреволюционеры.

Он увидел недоверчивое лицо юнкера и счел нужным добавить:

– Не обращайте внимания на мой вид. Я – офицер. Пробираюсь из госпиталя домой.

– Спасибо, – тихо произнес юнкер, видимо поверив незнакомцу.

– Не за что. И будьте осторожны по дороге. Тут отдельные граждане мутят воду. Хотят свалить на офицеров вчерашний взрыв.

Орловский краем глаза посмотрел на шпика. Тот постарался подойти поближе, но юнкер уже шагал дальше, а Орловский вопреки всем канувшим в Лету уставам с видимым наслаждением курил прямо на улице. Точно так, как это делали многие из шляющихся взад-вперед солдат.

Единственное, чего боялся Георгий, – это того, что соглядатай переключит внимание на юнкера. Наверняка в одном из карманов мужчины лежит какая-нибудь бумажка, дающая право задерживать любого подозрительного типа.

К счастью, ясного приказа шпик явно не имел, а самому в голову подобное действие не пришло. Он лишь помялся немного, явно не зная, то ли бежать докладывать о незапланированной беседе, то ли продолжать слежку, и в конце концов выбрал второе.

Теперь, когда дело было сделано, можно было задуматься о своих проблемах. Насколько, конечно, они вообще поддавались осмыслению. Вот только на душе было по-прежнему неспокойно.

Для успокоения души было одно неплохое средство, и Орловский принялся искать глазами церковь. Она нашлась быстро. Небольшой окраинный храм с поблескивающими под солнцем куполами, этакий островок тысячелетнего покоя и незыблемости во взбаламученном страстями мире.

Службы не было, но храм был открыт. Орловский снял папаху, привычно перекрестился на купола и медленно прошел по пустой паперти.