Проклятье старой ведьмы - Михаил Бабкин Страница 40

Обратная дорога в Столицу оказалась неожиданно долгой. На следующий день Тим ухитрился простыть самым серьезным образом, с нехорошим кашлем и невысокой, но противной температурой. Видно, сказалось ледяное купание, щедро устроенное расколдованным Бронсом. И хотя Тимыч категорически требовал ехать дальше, Бонифаций распорядился по-своему. Ближе к вечеру отряд остановился в знакомой придорожной корчме, где Тим когда-то выкупил у толстопузого носатого хозяина резинового Шута. Хозяин встретил проезжих гостей с распростертыми объятиями, так как человеком он был не только добрым, но и памятливым: он очень хорошо запомнил Тима. Особенно золотой даллер, отданный мальчиком хозяину корчмы за ерундовую игрушку-безделушку.

Бонифаций сам лечил Тимку, по-походному сурово, но действенно. Первым делом поставил Тимычу на спину и грудь медицинские банки; Тим отбрыкивался как мог, но Хозяйственный был неумолим. Пришлось вытерпеть эту неприятную процедуру полностью. Потом Боня настойчиво потчевал мальчика попеременно то отваром багульника, то чаем с малиновым вареньем.

Распаренный, как после бани, Тим лежал в постели и с сожалением разглядывал под одеялом собственную грудь, сплошь покрытую большими иссиня-черными пятнами.

– Ну будто осьминог меня присосками зацеловал, – пожаловался Тимыч Шуту, который сидел у изголовья его кровати с кружкой чая наготове, – живого места не осталось. Пятнистый, как ягуар! Вот как я теперь дальше жить буду?

– Главное, что будешь. Жить будешь. – Хозяйственный сосредоточенно гремел в тазике лечебными банками, отмывая их от нездорового пота. – Простуда, брат, болячка вредная. Ежели ее вовремя медициной не задавить, может хуже самого лютого скакула с тобой обойтись. А сейчас мы ей хвост прищемили. Денька два отлежишься, и можно дальше ехать.

– Ехать, – вздохнул Шут, – прямиком к волку в пасть. Я вот полностью согласен с Нигой. Ничего хорошего не получится. Я Торсуна знаю. Непорядочный он, нечестный. И как человек, и как король.

– Хватит! – взорвался Хозяйственный. – Второй день одно и то же! Я вам уже пять раз объяснял, что я дал слово. Пусть негодяю, но дал. Я обязан вернуться, понимаете? А там посмотрим. Может, все и обойдется как-нибудь. – Боня взял тазик и, раздраженно хлопнув дверью, вышел из комнаты: по ступенькам гулко забухали сапоги. Чуток выждав, Шут вынул из походного мешка волшебную книгу, для верности замотанную в полотенце.

– Слышала? – тихо спросил резиновый человечек у свертка. – Уперся наш Боня, хоть тресни. Честность его заела! Видите ли, слово он дал… – Шут вынул книгу из полотенца. Нига пошелестела чем-то внутри себя, потом звонко откашлялась.

– Ты чего? – Тим с интересом прислушался к необычным звукам. – Тоже простыла?

– Да нет, – Нига продолжала шелестеть, – сама себя листаю. Может, во мне какой совет найдется к такому случаю. Почерк у Олафа… как курица лапой… так-так… – Книга замолкла.

– Нашла? – обрадовался Шут. – Давай заклинание. Мы сейчас Боню ка-ак колданем, он сразу перестанет честностью маяться. Вот тогда заживем! Ульи построим, медком торговать станем. – Шут довольно зажмурился, ласково погладил Нигу по корешку. – Ну, давай, рассказывай!

– Чего рассказывать? – рассеянно спросила Нига.

– Заклинание. От честности, – подсказал Шут, – будем Хозяйственного перевоспитывать.

– Иди ты со своими заклинаниями знаешь куда? В библиотеку, например, – сердито посоветовала Нига. – Тоже мне, воспитатель нашелся! Между прочим, я прекрасно понимаю Боню. Характер у него такой, пообещал – значит, исполнит. Другое дело, что из него это обещание силком вытянули. Не мог же он королю перечить!

– Как же тогда быть? – Тим сел в кровати, закутался одеялом до подбородка. – Тут одно из двух: или отдавать тебя Торсуну, или не отдавать. Как можно еще?

– Думаю, можно. – Нига снова зашелестела своими страницами, что-то бубня вполголоса.

– Жаль, – разочарованно протянул Шут, – а я колдовать настроился. Очень мне интересно колдовство всякое. Чуфы! Чуфы! – Он замахал руками и уронил с коленей книгу. Та ойкнула, упав на пол.

– Размахался! Колдун надувной, с ветром в голове! – зазвенела обиженная Нига. – Немедленно подними меня, слышишь? С должным уважением подними, а то в крысу сейчас превращу. Резиновую, – пригрозила Нига. Все-таки у нее был вздорный характер, порой просто невыносимый. Шут, кряхтя, поднял Нигу и торжественно спрятал ее в сумку, от греха подальше. Из сумки донеслось приглушенное полотенцем завывание – когда у Ниги портилось настроение, она начинала петь странные заунывные песни на незнакомом языке. На колдовском, наверное. К сожалению, музыкального слуха у Ниги не было вовсе, а вот голос был. Громкий и пронзительный.