Дети грозы. Книга 6. Бумажные крылья - Ирина Успенская Страница 40

– Ты спрашивал, что мне от тебя надо. А сам как думаешь, многомудрый мастер Стриж?

– Шис вас, шеров, разберет.

– Нас, шеров, – поправил его Дайм. – Ты подумай, дело полезное, хоть и непривычное.

– Думать, мой светлый шер, дело начальства. А мы люди маленькие, – тон-в-тон ответил Стриж и поймал себя на том, что губы сами собой растягиваются в улыбке.

– Маленький невинный птенчик. – Дайм хмыкнул. – Давай, напряги мозги и ответь себе: все еще хочешь меня придушить?

– Хотел бы, придушил.

– Да-да, непременно. – Дайм хмыкнул громче. – Ну?

– Не нукай, не запрягал. Не знаю я, какого шиса… – Стриж вздохнул. – Ты ей нужен. Нельзя убивать друга того, кого любишь.

– Уже ближе. Только не ври себе насчет друга.

– У вас, шеров, все не как у людей, – хотел было разозлиться Стриж, но не вышло: смысла злиться он не нашел. – Почему ты уступил Лею брату, а не женился сам?

– Уж не потому, что не хочу. – Дайм сел, нависнув над Стрижом. В темноте аура его виделась особенно ясно, и чужеродные нити сплетались в замысловатую вязь, в которой Стриж ничегошеньки не понимал. – Видишь ее, да? Это печать верности. Сейчас я хотя бы не умру, рассказав о ней. Но снять ее не смог даже Светлейший, хоть именно он ее и наложил. Поверь, мастер Стриж, твоя купчая – цветочки. Даже Хисс позволяет своим рабам больше, чем всемогущий наш император…

Стриж слушал о големах лейб-гвардии и «свободе» генерала МБ, вглядывался в затаившихся магических змей и сжимал кулаки. Сделать такое с собственными сыновьями!

– Печать это не только верность, малыш, – Дайм взял Стрижа за руку, коснулся его пальцами радужно мерцающих нитей. Боль, как от огня, чуть не заставила Стрижа вскрикнуть: он не ожидал такого. – Это касание женщины, – едва слышно сказал Дайм. – Любой. Кроме Шуалейды.

Он отпустил Стрижа, упал обратно на кровать. Рассмеялся, горько и фальшиво.

– Зачем ты все это мне рассказываешь? – через несколько мгновений спросил Стриж. – Если я кому-то…

Дайм оборвал смех и резко посерьезнел.

– Ты никому не расскажешь. Потому что предать меня – это предать Шуалейду. Ты веришь в предназначение?

– Теперь я верю во что угодно.

– А я не верю, я знаю. И знаю, что будет с Шуалейдой, если тебя не станет.

Дайм замолчал, давая Стрижу возможность переварить свои слова. Переваривались они плохо. Предназначение? Старая легенда, которой никто не видел. Что-то из времен Школы Одноглазой Рыбы и становления Империи, когда темные шеры поверили в еретическую чушь Ману Одноглазого и все искали предназначенных им светлых, чтобы вместе обрести бессмертие. Правда, получалось у них не бессмертие, а безумие.

– Королева Зефрида была предназначена Тодору. Моя мать – моему приемному отцу, барону Маргрейту. Вы с Шуалейдой связаны волей Двуединых, и это видно любому шеру. Конечно, если он готов видеть правду, а не собственные иллюзии. – Дайм вздохнул с горечью, явно думая о чем-то своем, Стрижу недоступном. – Так что, мастер Стриж, я тебе не соперник. Как и ты мне.

– Я ни шиса не понял, – признался Стриж. – Предназначение… я ничего такого не вижу. И Хисс. Он требовал ее крови.

Это сказать было труднее всего, но и нужнее.

– Тебе показалось, – отмахнулся Дайм. – Если бы требовал – получил. Не все, что нам кажется божьей волей, ею является.

– Ты же сам говоришь: связь волей Двуединых. Я запутался.

– Связь, предназначение, идеальная совместимость дара, называй как угодно. Это как Хисс и Райна, две половинки целого, которые могут существовать по отдельности, но в то же время не существуют друг без друга. Парадокс такой.

– Это не парадокс, это любовь, – упрямо возразил Стриж. – Я люблю Шуалейду и умру за нее.

– Живи для нее, глупый мальчишка. – Дайм снова хмыкнул. – Видишь ли, предназначение это больше, чем любовь. Это в потенциале абсолютное понимание, принятие и доверие. Оно же противоположность ревности. Ты будешь принимать ее, свою половинку, как самого себя, а она – тебя. Ты будешь любить то, что любит она, а она – то, что любишь ты. Это… поверь мне, это самое лучшее, что только бывает с шерами.

– Звучит как-то странно.

– Ты разберешься. Главное, не пытайся втиснуться в рамки обыденной морали.

– А при чем тут? – насторожился Стриж.

– При том, что любовь – это не ограничения, а свобода. Она не убывает, когда ты ее даришь, и одна любовь не противоречит другой. Вот ты же, полюбив Шуалейду, не перестал любить брата, отца и мать. Так же и Шу не перестала любить меня.

– Это совсем не одно и то же, – попытался протестовать Стриж.

– Конечно. Ты не хочешь в постель с отцом, хоть и любишь. А Шу это совсем другое. Вообще между истинными шерами все несколько иначе, ты не заметил? Дети Драконов похожи на своих прародителей. Все дети Драконов – братья и сестры. Как Хисс и Райна.

Стриж помотал головой, не понимая, к чему ведет Дайм. То есть не желая понимать.

– Придется понять и принять, – не обращая внимания на то, что Стриж и не думал озвучивать свои мысли, ответил Дайм. – Ты шер, истинный бард. Драконий сын. А Драконы могут быть и мужчинами, и женщинами, как захочется. Драконам плевать на мораль, ее придумали бездарные люди. Драконы меняют мир под себя, играют с миром и друг с другом. Как Хисс и Райна. И в каждом из нас есть кровь Хисса и кровь Райны, светлый шер. От этого никуда не деться.

– Ты делаешь из меня неблагонадежного подданного, – фыркнул Стриж: смешно же, неблагонадежная Рука Бога.

– Нет. Пытаюсь заставить думать головой, а не цитатами из благоугодных толкований.

– Ты первый, кто назвал Канон Полуночи благоугодным. Но в постель к тебе я не пойду.

Миг Дайм молчал, затем рассмеялся, на сей раз весело и заразительно.

– Да-да! Зачем идти туда, где ты и так есть?

Стриж вскочил, сжал кулаки – и тоже рассмеялся. Боги, ну и чушь! Истинно, бред и наваждение.

– Ты, мастер Стриж, очень красивый мальчик, и поешь ты здорово, и рукам твоим цены нет. Но думать ты пока не умеешь. Все, иди отсюда, я спать хочу. – Дайм зевнул, завернулся в простыню и отвернулся. – Брысь, говорю.

– Сладких снов, светлый шер. – Стриж поклонился, зевнул сам…

И обнаружил себя на кровати, рядом с разметавшейся во сне Шуалейдой. В окно заглядывал месяц, по подоконнику стучали редкие капли начинающегося дождя. Тяжелая голова клонилась к подушке, не желая больше ни о чем думать.

– Сладких снов, светлый шер, – шепнули ветви за окном голосом Дайма, нового друга и брата – ведь все дети Драконов братья.