Разведка боем - Денис Юрин Страница 40

Шеварийские зодчие не пренебрегали традициями своего чудаковатого народа и были приверженцами необычных архитектурных решений как на земле, так и в ее недрах. Не пройдя и двадцати ступеней вниз, морроны поняли, что ни первого, ни второго уровня в подземелье верлежской тюрьмы просто-напросто не было. Можно сказать, они не спускались по лестнице (хоть ступени под их ногами имелись, а руки касались перил), а шли по большому тоннелю, идущему куда-то в глубь матушки-земли. Стены необычного спуска по-прежнему были каменными, а вот над головами легионеров то и дело появлялась земля, из которой торчали то мелкие, то крупные корни деревьев и растений. Дарк не был знатоком флоры этих мест, да и вообще ко всему, что растет и зеленеет, относился исключительно потребительски, однако его поразило, как разросшимся корневищам удалось добраться до глубины, на которую они уже спустились.

На второй минуте спуска Грабл подал знак остановиться и, вытянув вперед руку с горевшим факелом, указал товарищу на небольшой проем в стене. Вопреки ожиданиям морронов там не было ни выхода на второй уровень, ни бокового ответвления с такой же скрипучей, пологой лестницей. Когда путники приблизились вплотную и осторожно заглянули внутрь отверстия, то увидели лишь каменный мешок рассчитанной на десяток узников камеры. С поросших от сырости мхом стен уныло свисали проржавевшие цепи, на некоторых из них еще болтались обглоданные крысами человеческие кости. Колодки, обрывки цепей, глиняные черепки, фрагменты скелетов и та гниющая мерзость, что когда-то давно была одеждой заключенных да их подстилками, валялись прямо на полу. Тюремщики даже не посчитали нужным сгрести их в отдельную кучу. Увиденное, бесспорно, навевало печальные мысли, но в то же время и радовало, ведь последний узник этого мрачного подземелья отмучился с полвека назад, никак не ранее. Заброшенная камера выглядела как коллективное захоронение, и по сути им и была. Здесь многие несчастные дождались смерти, а затем их тела еще долго распадались прямо на вонючих подстилках, ставших и смертным одром, пока крысы, влага, просачивающаяся сквозь стены, да относительно свежий воздух, идущий внутрь мешка через небольшое отверстие в потолке, не сделали свое дело – источили останки до кости.

Здесь не на что было смотреть, и путники отправились дальше, но уже через минуту натолкнулись на точно такое же узилище. От первой камеры оно отличалось лишь тем, что костей на полу было поменьше (с некоторых еще свисали ошметки гниющего мяса), кое-где по темным углам пищали голодные крысы, напуганные нежданным появлением чужаков, а на одной из прогнивших подстилок лежало живое тело; исхудавшее, обезображенное пытками, но дышащее и даже изредка тихо постанывающее. Даже когда морроны зашли внутрь камеры и, приблизившись вплотную, склонились над пребывавшим в бессознательном состоянии узником, то не смогли много сказать о замученном почти до смерти человеке.

– Это мужчина, – неизвестно зачем констатировал Грабл и без того явный факт, ведь сквозь дыру в разорванных штанах просвечивали первичные половые признаки. – То ли дряхлый старик, то ли здесь уже долго томится…

– Старик, но совсем не дряхлый! Возможно, тот, кого мы ищем, – уверенно заявил Дарк. – Посмотри на одежду! Ткань еще новая, не протерлась, не истлела и даже не выцвела. Попал сюда всего несколько дней назад, как раз по срокам подходит…

– Дурь не неси! – позабыв об осторожности, в возмущении выкрикнул Зингер. – Чо хламье-то тряпочное?! Ты на тельце само глянь… кожа да кости! А рожа-то, рожа?! Прям черепок, поверх кожей обтянутый, так и за год в застенках не состариться!

– В обычных, не спорю, так не состариться! – невозмутимо кивнул Дарк и поднес палец к губам, давая товарищу понять, что не мешало бы вновь перейти на шепот. – Но мы не в обычной стране, а в Шеварии. Не в обычную тюрьму наведались, а в казематы королевского сыска. Могу поклясться, что и пытки применялись не совсем обычные! Вместо того чтоб блажить, повнимательней глянь!

Действительно, на теле узника не было заметно ни ожогов, ни кровоточащих рубцов, ни открытых ран, ни иных следов от привычных, известных даже городским детишкам пыток. Его не подвешивали на дыбе и не жгли огнем, а похожие на высохшие палки конечности старика не знали ни растягивания, ни сдавливания. Кроме того, что арестант почти превратился в скелет, всего за несколько дней заключения лишившись и жировой прослойки, и большей части мышечной массы, нельзя было не заметить и иной особенности. По всему телу, как сыпь, шли мелкие, но глубокие выемки черного цвета. Они напоминали следы оспы, но были гораздо меньше. Складывалось ощущение, что кожу как будто истыкали иглой, предварительно опущенной в черную краску.

– Эх, Гентара б сюда, вмиг разобрался бы! – с сожалением вздохнул Грабл, а затем выместил зло на крысе, неосмотрительно близко подползшей к его ноге.

– Вряд ли, – покачал головой Дарк, стараясь не смотреть на то, что осталось от грызуна, безжалостно раздавленного сапогом. – Ты переоцениваешь возможности Мартина, считаешь его чуть ли не божеством, а ведь ему, как и нам, далеко не все известно и под силу!

– Хорош умничать, и без того тошно, – огрызнулся Зингер, похоже, вошедший в азарт крысиной охоты и подыскивающий новую жертву. – Чо делать-то будем?

– Если это и аптекарь Ланв, то толку от него уже никакого, – с сожалением покачал головой Дарк. – Старик без сознания, жизнь еле теплится… Попробуем в чувство привести, умрет. С собою забрать? Вряд ли даже до лестницы донесем. До него и дотронуться-то страшно, того и гляди, иль хребет пополам переломится, иль члены отвалятся… Как ни прискорбно, но надо идти дальше! Ринва в застенки недавно попала, и даже если ее уже пытали, то она всяко в лучшем состоянии…

– Согласен, – кивнул Зингер. – К тому ж девицы крепче… и боль меньше нас чувствуют, и больше мучений сдюжить могут.

В глубине души все же надеясь, что у его ног лежал не старик-аптекарь, а другой узник преклонных лет, Дарк развернулся и уже собирался направиться к выходу, как его внезапно остановили сильные пальцы Грабла, крепко вцепившиеся и больно сжавшие руку повыше локтя.

– Ты только глянь! – раздался за спиной Аламеза тихий вкрадчивый шепот, в котором чувствовались нотки трепетного страха.

Дарк рывком выдернул руку и резко развернулся, собираясь наградить не рассчитывавшего силы товарища звонкой затрещиной, однако уже занесенная для удара рука застыла в воздухе, а рот Аламеза сам собой открылся. Каким-то чудом медленно и, скорее всего, в муках умирающий пленник не только услышал их голоса, но и понял смысл разговора. Он смотрел на опоздавшую помощь слезящимися, полными сожаления и горечи глазами, а его потрескавшиеся от сухости, как будто покрытые коростой губы едва заметно и почти беззвучно зашевелились, изо всех сил стараясь выговорить всего два слова: «Послание… Кервиц».

– Ты Ланв, аптекарь Ланв?! – мгновенно позабыв о мести, Дарк снова склонился над умирающим и почти вплотную прильнул ухом к его пересохшим губам. – Что с тобой сделали? Кто тебя пытал? Я от фон Кервица, что ему передать?!

– Послание… камень… пустырь… третья башня от порта… сорок шагов, – из последних сил прошептал старик, а затем вдруг протяжно захрипел, набирая в грудь воздух, и на последнем выдохе почти выкрикнул: – Срочно доставить! Спасите Герк…!