ЛОРИНГ - Макс Ридли Кроу Страница 4

Не дожидаясь, пока охотники за головами поднимутся по лестнице, я юркнул в тень и притаился за углом. Если они пойдут в мою сторону, наваха поможет избавиться от них. Лишь бы не издавали звуков, тогда можно будет завершить начатую работу до того, как их кинутся искать. Я тихо раскрыл нож. Клинок высвободился из ложа, блеснул в свете одинокого факела.

На верхней ступеньке показался человек по имени Салли. Из-под дешевого шерстяного картуза виднелось узкое небритое лицо. Руку с пистолетом он держал наготове. Я уверен, что он выстрелит на любой шорох, даже не посмотрев, куда палит. За ним шли его дружки. Когда Салли свернул к поднимающемуся наверх лестничному проему, один из товарищей решил заглянуть в коридор, где я скрывался. Между нами было шагов пять. Он не видел меня только потому, что было темно, и большая часть моего туловища поместилась в мелкую нишу, черная одежда и платок, скрывающий половину лица, помогали утонуть в тени. Капюшон поднять я забыл, и теперь опасался, что взмокший блестящий лоб может меня выдать, но кожу прикрыли волосы.

— Куда ты собрался? — окликнул приятеля Салли.

— Темно, как у трубочиста в жопе, — проговорил тот, что пялился почти в упор на меня. — Куда ведет этот коридор?

Еще не хватало, чтобы они нашли мою дверь!

— Он сказал проверить лестницу, значит, проверяем лестницу. И без фокусов.

Упрямец еще постоял какое-то время. Допускаю мысль, что он меня не видел, но удивительно, как не услышал колотящееся воровское сердце? Наконец головорез отвернулся и пошел к лестнице, а я перевел дыхание. К черту! Мне нужны книги, и тогда убираюсь из этого замка. Такова уж цена репутации: лучше сдохнуть, чем вернуться с невыполненным заказом. Кому нужен вор, неспособный украсть?

Вернувшись к двери, я начал с того, на чем вынужденно прервался. Эмоции передавали дрожь в руки, и я несколько раз осекся. Пришлось прекратить, восстановить ровное дыхание и продолжить. Когда же все замки были открыты, я осторожно приоткрыл дверь и спустя несколько секунд заглянул внутрь. На первый взгляд — никаких ловушек, капканов, ядовитых змей или бешеных собак. Поверьте, разное было на моей памяти. Люди весьма кровожадны и совершенно не щадят нашего брата. Отчасти я их могу понять. Но гнев кухарки, у которой украли всю накопленную мелочь, на которую она худо-бедно кормила своих детей, и горечь богача, нажившегося на простых людях, для меня имели разный вес. Со своих шестнадцати лет я никогда не обворовывал дома людей, чей годовой доход был ниже моего собственного. Во-первых, это вопрос принципа. А во-вторых, у них нечего брать.

Я едва не шагнул в комнату, но в последний миг заметил, что камни, которыми был вымощен пол, на пороге немного выступают. Проведя глазами вокруг еще раз, я увидел напротив входа горгулью, которой сперва не придал значения. Э нет, это не чья-то изощренная любовь к уродливым статуям заставила запереть монстра в сокровищнице. В ее разинутой пасти, если присмотреться, находится труба. И готов спорить на любую руку, что из того отверстия при нажатии на камень-педаль вырвется либо пламя, либо кислота. Смертельный плевок в лицо вору.

Осмотрев другие камни, я осторожно переступил опасное место, на всякий случай пригнувшись. Кто знает, откуда еще ждать напасти!

Прикрыв за собой дверь, я достал из сумки небольшой керосиновый фонарик и коробок спичек. Спустя несколько секунд мрак был разогнан крошечным огоньком. Тускло, но мне хватит. Тут было душно. Похоже, комнату давно не открывали. Довольно просторно, по центру стоял диван, словно тот, кто собрал здесь сокровища, приходил навестить их и посидеть в тишине. Я бы так и делал. На стенах висели картины, о ценах на которые можно говорить только шепотом. Полки открытых шкафов ломились под тяжестью серебряных и медных табакерок, на бархатной подушке были разложены серьги, правда — что странно — по одной штуке каждого вида. Но драгоценные камни вполне сносные, чтобы продать их отдельно от украшения. Хорошая находка, славная добыча. Любого представителя моего ремесла она бы сделала счастливым и богатым. Но не меня. Я не видел здесь книг, за которыми шел. Тут мой взгляд снова уперся в горгулью. Статуя находилась на массивном пьедестале, высотой в человеческий рост. Если со статуей все приблизительно понятно, то вот ее постамент меня заинтересовал. Присев рядом, я провел кончиком клинка навахи по внутреннему контуру одной из граней. Ровно идущий клинок вдруг немного оступился. Пригнувшись, я приблизил фонарь и осмотрел едва заметную щель между верхней и боковой гранями. С усилием проведя клинком, я расширил этот просвет, и, поднапрягшись, заставил боковину пьедестала отпасть на пол. Теперь передо мной была ниша, в которой укрылась бутыль с мутной жидкостью. Дно емкости представляло собой часть поршня, который приводили в движение спрятанные на пороге педали. Небольшое усилие, и отрава, чем бы она ни была, выплеснется из глотки горгульи. Помимо этой дряни, глядя на которую хотелось сразу вымыть руки, я увидел то, от чего радостно сжалось сердце. Как приятно быть таким сообразительным подлецом, как я! Передо мной лежали две толстые книги, спрятанные под задницей горгульи. Я достал их и погладил переплеты. Наощупь не берусь отличить, человечья ли это кожа, возможно, такие ужасы всего лишь слух. Но судя по всему, это именно то, что нужно моему Заказчику. Приложив ладонь к страницам, я убедился, что толщина соответствует описанию. Теперь ко мне не придерутся. Даже если это не те книги, есть свидетели, при которых я получил заказ. Они не дадут соврать, что я выполнил часть сделки. Честность — залог долговечных отношений между негодяями вне закона. Уж такая закавыка.

Убрав книги в сумку на груди, я принялся набивать все свободные карманы и мешочки мелочевкой, которую мог бы унести, но при этом не походить на рыночного торговца и не греметь, как точильщик ножей по утрам.

Даже при большом желании я не мог бы унести всё, что было в этой комнате. Тубусы заполнили картины, серьги легли в табакерки, те — в шкатулки, и затем в мешок. Я со слезами на глазах смотрел на то, что остается в комнате, но жадность — еще одна смертельно опасная вещь, от которой лучше отказаться. Окинув напоследок взглядом заметно обедневшую, но все еще великолепную комнату, я вдруг заметил то, что поначалу не бросилось в глаза. На одной из полок лежала перевернутая рамка. Самая простая, металлическая, без благородных примесей. За такую много не дадут. Но меня интересовала не рама, а то, что было в ней. Повернув к себе изображение, я с немым восторгом изучил черно-белую картинку, четкую, резко расчерченную на свет и тень. Дагеротип. Это моя личная слабость. С тех пор как появились первые фотографы, многие стали отказываться от услуг художников, предпочитая точный снимок и следуя моде. Но императрица не поощряла нововведений, если они не вели к процветанию страны и не служили для фронта. К тому же многие люди разочарованно обнаружили, что их точные изображения не так хороши, как портреты, выполненные льстивыми художниками. Черно-белые дагеротипы не добавят мужественности или изысканности одутловатым лицам и безвольным телесам. Поэтому мода быстро схлынула, и все же остались ценители этого прекрасного нового искусства. Механизм дагеротипии очень сложен. Толстый лист меди покрывают тончайшим серебром, затем обрабатывают верхний слой парами йода, помещают в фотокамеру. Всё это производится в кромешной темноте, тогда как сам снимок нужно сделать при ярком солнечном свете, чтобы произошла реакция, и изображение передалось на пластину. Четверть часа объект съемки должен быть в неподвижности. Затем изображение закрепляется ртутью и промывается. Я лишь поверхностно знаком с процессом, но люди, придумавшие и воплотившие в жизнь это чудо, вызывают у меня глубокое уважение.