Башня - два - Юрий Никитин Страница 4

Как всякий человек этого века, она, не глядя, сразу же ухватилапультик, телевизор с хлопком включился, только потом повесила сумочку, сбросилатуфли.

Ее однокомнатная, перестроенная собственными силами,выглядела достаточно просторно: перегородку между кухней и комнаткой убрала,теперь кухня получилась почти европейских габаритов. Правда, куда-то делась ееединственная комната…

По экрану пошли скакать клоуны, Юлия приглушила звук, повеларукой:

— Устраивайся!.. В холодильнике есть пиво, соки, дажепочатая бутылка муската. На кухне — кофе растворимый и в зернах, чай, печенье.Курицу изжарить могу через час, не раньше. Ах да, кофемолка сломалась, так чтопридется растворимый.

— Я не привередлив, — сказал онвеликодушно. — Растворимый так растворимый.

— В такую жару?

— А что, где-то жарко? — удивился он.

У нее по спине пробежал предостерегающий ветерок. Вдругпочудилось, что его скорее сейчас морозит. Сердясь на себя за свои страхи,сказала независимо:

— Как хочешь. Пиво в холодильнике, я предупредила.

Ее пальцы нервно переключали каналы. На одном каналепрезидент по бумажке пытался прочесть свое имя, на другом — в Думе за что-тоголосовали, на третьем, четвертом и пятом — президент, надолго умолкая, все ещепо складам читал свою фамилию.

— Что за… — вырвалось у нее. — Когда же этокончится? Когда кончится?.. Как можно, чтобы во главе такой огромной страныстояла мафия?.. Потому и плодится эта погань в подворотнях…

Он прошел на кухню, взял кофемолку, завертел ее сотсутствующим видом перед глазами, отыскал зерна в большой банке из-под сухогомолока с надписью Рис, засыпал в кофемолку. Юлия вздрогнула, кофемолказагудела, зажужжала, иногда поскрипывала, когда под лезвие попадалось целоезерно. Сквозь стеклянную крышку было видно, как по кругу мечется коричневоеоблако, превращаясь в тончайшую пыль.

Голос Олега, счастливчика, зазвучал спокойно, усыпляюще:

— Власть всегда захватывали разбойники. Во всехстранах, во все эпохи. Конунги, ханы, князья, цари, президенты, генсеки. Длятого чтобы не грабить наскоком, по-волчьи, а давить соки уверенно, неспешно,придумывая то право первой брачной ночи, то право проезда на красный свет подмигалку…

Она прервала возмущенно:

— То было дикое средневековье! А сейчас, сейчас…

— Сейчас, — сказал он, соглашаясь, — и таквсе девки и бабы его. Это и понятно, потомство давать должны лучшие быки. Хотьв средневековье, хоть сейчас. Иначе род людской вымрет. А смену властипридумали еще хитрее: выборы! Понятно, что победит либо он сам, либо разбойникпохлеще. Преемственность власти, так сказать. Чтобы ни один совестливый непробрался, ни один умный, ни один щепетильный… Только своя братва!

Их взгляды встретились, оба разом улыбнулись. В любой другойстране они бы под хохот клоунов с телеэкрана наполнили по рюмке вина…по-зарубежному, то есть в высокую рюмку пару капель на самое донышко, чего немогут понять в России даже женщины, после чего завалились бы на диван иликровать трахаться, иметься, жариться, блудить, совокупляться, потеть, хариться,безобразничать, иметь стыд…

… но в России не могут не заговорить о политике, офинансовом положении, из-за чего кровь начинает бурлить в сердце и бить волнамив мозг, после чего долго не хочет опускаться к развилке.

Он вышел на пространство бывшей комнаты, там пол другой, слюбопытством рассматривал дешевые репродукции на стенах. Юлия вытащила курицуиз холодильника, прислушалась к его шагам. Этот рыжеволосый чем-то неуловимоотличается от мужчин, которых она раньше знала. Если честно, то знала хорошо.На ее яркую внешность они слетались как бабочки, ей не приходилось, как ееодноклассницам, а потом сокурсницам, строить кому-то глазки и показывать ножку.

Но этот, этот какой-то особенный…

Из комнаты донесся его мягкий мурлыкающий голос.Прислушалась, мелодия была странная, непривычная уже тем, что мелодия, ибо мирзаполнился ритмами, а мелодии давно ушли, существовали на задворках, но от этойв груди защемило… Он фальшивил немилосердно, явно все медведи уши оттоптали, новсе равно в ее сердце разлилась сладкая тоска, она ощутила, что невольнорасправляет руки в стороны, словно птица, почуявшая свободу…

— Что это? — крикнула она из кухнипотрясенно. — Что за музыка?.. Что за песня?

Он вошел на кухню смущенный, развел руками, не думал, что унее такой острый слух, но она смотрела требовательно, и он сказал нехотя:

— Это песня одного моего друга.

— Он даже не профессионал? — поразилась она.

Почему-то сразу решила, что этот рыжий с его слухом и близконе подходил к миру музыки и что у него все друзья такие же тугоухие.

Слабая улыбка скользнула по его губам.

— Я бы не назвал его профессионалом.

— Но кто он? — допытывалась она. — Он простобог!

Что-то изменилось в его зеленых глазах, словно он хотелотшатнуться, но удержался, и, не сводя с нее удивленного взгляда, слегканаклонил голову:

— Да, ты права.

Он явно не хотел отвечать, и она зашла с другого конца:

— Но где ты слышал эту мелодию?

— Далеко.

— Где, в Штатах?

Он покачал головой:

— Да нет… Скорее на этих землях.

— Я так и думала! — воскликнула она. —Штатовские меня не трогают. Под них хорошо танцевать, балдеть, тупеть, ночто-то сердце защемило… Если он не знаменитость, ты меня с ним познакомишь?