Мерле и каменный лев - Кай Майер Страница 4

Унка оставила девочек одних, пообещав им через час принести поесть. Обеим следовало пораньше лечь спать, чтобы хорошо выспаться к своему первому дню обучения.

Юнипа ощупала кровать вдоль и поперек и осторожно села на матрац. Обеими руками нежно погладила одеяло.

— Ты видела одеяло? Какое мягкое!

Мерле села с ней рядом.

— Оно, наверно, очень дорогое, — сказала она рассеянно. В приюте одеяла были тоненькие и колючие, да еще блохи по ним прыгали.

— Должно быть, нам очень повезло, — сказала Юнипа.

— Мы еще Арчибальдо не видели.

Юнипа подняла одну бровь.

— Тот, кто берет слепую девчонку из приюта, чтобы ее чему-то научить, не может быть дурным человеком.

Мерле разозлилась: — А ты не видишь, что он одних сирот в ученики набирает? Какие родители сами отдадут своих детей в такое место, которое называется канал Изгнанников?

— Но я же совсем слепая, Мерле! Меня всегда все только шпыняли и ругали.

— С тобой в приюте так плохо обращались? — Мерле с состраданием поглядела на Юнипу. Сжала ее худенькие пальцы в своих руках. — Я, например, очень рада, что ты здесь.

Юнипа смущенно улыбнулась.

— Мои родители меня выгнали из дому, когда мне исполнился год. А в платье засунули письмо. Там говорится, что они не желают растить калеку.

— Ужас.

— Сама-то ты как в приют попала?

Мерле вздохнула.

— Один надзиратель в приюте рассказывал, что нашел меня в плетеной корзине, плывшей по каналу. — Она пожала плечами. — Как в сказке, правда?

— В грустной сказке.

— Мне было тогда два дня отроду.

— Кто же выбрасывает ребенка в канал?

— А кто выкидывает слепого ребенка на улицу?

Они обернулись друг к другу и негромко рассмеялись. Подернутые белой пленкой глаза Юнипы ничего не могли видеть, но у Мерле было такое чувство, будто они обе обменялись взглядами, говорящими о многом. Ступая по жизни вслепую и на ощупь, Юнипа была более чуткой, чем обычные люди.

— Твои родители не захотели, чтобы ты утонула, — твердо сказала она. Иначе они не стали бы с тобой возиться и укладывать в плетеную корзину.

Мерле опустила голову.

— Они еще кое-что в корзину положили. Ты не хочешь… — она смолкла. — … взглянуть? — договорила Юнипа, усмехнувшись.

— Извини.

— Ничего. Я и так пойму. Эта вещь у тебя с собой?

— Всегда, куда бы я ни шла. Одна девчонка в приюте хотела ее стащить, так я воровке все волосы выдрала. — Мерле смущенно хмыкнула. — Мне, правда, было тогда всего восемь.

Юнипа тоже засмеялась.

— Теперь мне придется ночью свои волосы в косу заплетать.

Мерле легко дотронулась ладошкой до волос Юнипы: какие густые и какие светлые, как у снежной королевы.

— Ну, что еще было в твоей корзине? — спросила Юнипа.

Мерле встала, развязала узелок и вынула свое сокровище, — кстати сказать, в узелке, кроме старенького платьица, больше ничего не было.

Сокровищем оказалось овальное с короткой ручкой зеркало величиной примерно с человеческое лицо в рамке из какого-то желтого сплава, — в приюте многие на него зарились, думая, что рамка золотая. В действительности же рамка была не золотой и даже не металлической, но твердой, как алмаз. Однако больше всего удивляло само зеркало. Оно было не стеклянным, а водяным. Если до него дотрагивались, по нему проходила зыбь, но как его ни крутили, из него не выливалось ни капли.

Мерле вложила ручку зеркала в пальцы Юнипы, и незрячая девочка крепко сжала ее в кулаке. Вместо того, чтобы ощупать зеркало, она вдруг приложила его к уху.

— Оно что-то шепчет, — сказала тихо Юнипа.

Мерле поразилась:

— Шепчет? Я никогда не слышала.

— Ты же не слепая, как я. — На лбу Юнипы обозначилась маленькая глубокая складка. Она с интересом вслушивалась. — Их тут много. Я не могу разобрать слов, слишком много голосов, и они очень далеко. Но они перешептываются друг с другом.

Юнипа опустила зеркало вниз и провела левой рукой по овальной рамке.

— Это картина? — спросила она.

— Нет, зеркало, — возразила Мерле. — Но ты не бойся, оно водяное.

Юнипа ничуть не удивилась, словно так и должно было быть. Только когда она дотронулась кончиком пальца до водяной поверхности зеркала, то невольно вздрогнула и сказала:

— Оно холодное…

Мерле покачала головой.

— Нет, вовсе нет. Вода в зеркале всегда теплая. Если туда что-нибудь сунуть, то когда вынешь, все остается сухим.

Юнипа еще раз потрогала воду.

— А мне она кажется холодной, как лед.

Мерле взяла у нее из рук зеркало и погрузила в него указательный и средний пальцы.

— Теплое, — снова сказала она и повторила с некоторым упрямством: Оно никогда не бывало холодным, никогда в жизни.

— Кто-нибудь еще его трогал? Хочу сказать, — кроме тебя?

— Нет, никто. Я хотела дать его потрогать одной монахине, которая навестила наш приют, но она страшно испугалась и сказала, что это дьявольская штуковина.

Юнипа подумала и сказала:

— Наверное, вода делается холодной для всех, кроме ее хозяина.

Мерле нахмурила брови: — Может быть и так. — Она посмотрела на зеркальную гладь, которая едва заметно колебалась. Из зеркала на нее смотрело, подрагивая и расплываясь, ее собственное изображение.

— Ты покажешь его Арчимбольдо? — спросила Юнипа. — Он ведь разбирается в волшебных зеркалах.

— Нет, не хочу. В общем, не сейчас. Может быть позже.

— Боишься, что он его у тебя отнимет?

— А ты не боялась бы? — Мерле вздохнула. — Это — единственное, что мне досталось от родителей.

— Ты сама — частица твоих родителей, не забывай об этом.

Мерле на минуту замолкла. Она прикидывала, можно ли довериться Юнипе, стоит ли поделиться со слепой девочкой своей главной тайной? Наконец, оглянувшись с опаской на дверь, прошептала: — Вода — это еще не все.

— Что ты хочешь сказать?

— Я могу засунуть в зеркало всю свою руку, а она не высунется с другой стороны.

Мерле перевернула зеркало: его обратная сторона была такая же твердая, как и овальная рамка.

— Ты, правда, так делаешь? — спросила недоверчиво Юнипа. — И сейчас сможешь сделать?

— Смотри, если хочешь.

Мерле сначала погрузила пальцы в водяное зеркало, потом ладонь и, наконец, всю руку. Рука исчезла, будто вообще перестала существовать.