Шардик - Ричард Адамс Страница 4

На рассвете подул легкий ветер, принося из-за реки запах тлеющего лесного пожарища, простершегося на много лиг. Над скалистой грядой поднялось солнце, но лес под западным ее склоном оставался в тени. Здесь и укрывались спасшиеся от пожара животные, растерянные и смятенные, не осмеливаясь выйти на яркий свет, теперь заливающий открытые берега и сверкающий на воде.

Из-за ослепительного солнечного света и всепроникающего запаха обугленных деревьев животные не заметили приближения человека, который шел через отмель по колено в воде, пригибая голову ниже пушистых метелок тростника. Он был в холщовых штанах и кожаном жакете, сшитом грубыми стежками на плечах и по бокам. На ногах — уродливое подобие башмаков: кожаные мешки, туго перевязанные на щиколотках. На груди у него висело ожерелье из острых изогнутых клыков, на поясе болтался длинный нож и колчан со стрелами. Оснащенный лук он нацепил на шею, чтоб не намочить. В руке человек держал палку, к ней за лапы были привязаны три мертвые птицы — журавль и два фазана.

Достигнув западного мыса острова, он остановился, осторожно поднял голову и пристально всмотрелся поверх зарослей в лес. Потом медленно двинулся к берегу, раздвигая перед собой тростник с шорохом, похожим на свист серпа в высокой траве. Пара уток взлетела перед ним, но он не обратил на них внимания: стреляя в птицу на лету, недолго и стрелу потерять. Добравшись до суши, он затаился на корточках в высоких кустах болиголова.

Там он просидел два часа, неподвижно и настороженно; солнце тем временем поднялось выше и уже ползло над склоном горы. Дважды человек выстрелил, и обе стрелы попали в цель — одна в гуся, другая в кетлана, маленького лесного оленя. В обоих случаях он из укрытия не вышел, а оставил добычу лежать, где упала. Повсюду вокруг ощущалось тревожное возбуждение, и ветер приносил запах гари, поэтому человек почел за лучшее сидеть тихо и ждать, когда еще какое-нибудь из растерянных и испуганных животных, покинувших обжитые места, случайно приблизится на расстояние выстрела. И вот он неподвижно сидел на корточках, весь зрение и слух, как эскимос над прорубью, и шевелился лишь изредка, отгоняя мошкару.

Завидев леопарда, человек не шелохнулся, только быстро закусил губу и крепче сжал лук. Леопард шел среди деревьев прямо на него, медленно ступая и озираясь по сторонам. Было видно, что он не просто встревожен, но также голоден и готов к нападению, — опасный зверь, с таким одинокому охотнику лучше не встречаться. Он подошел ближе, остановился и несколько мгновений пристально смотрел прямо перед собой, потом повернулся и на мягких лапах направился к месту, где лежал кетлан с торчащей из шеи оперенной стрелой. Когда леопард вытянул голову вперед, принюхиваясь к запаху крови, человек бесшумно выбрался из укрытия и двинулся по широкой дуге вокруг него, останавливаясь за каждым деревом и проверяя, не переместился ли зверь. Он отворачивал голову на каждом тихом выдохе и переставлял ноги осторожно, стараясь не наступать на сухие ветки или россыпи камешков.

Охотник уже находился примерно в половине полета стрелы от леопарда, когда вдруг из ближних кустов трусцой выбежал кабан, наткнулся на него и с визгом метнулся обратно в тенистые заросли. Леопард встрепенулся, повел пристальным взглядом и чуть погодя тронулся в сторону, откуда раздался шум.

Охотник быстро зашагал прочь, подавляя паническое желание пуститься бегом. Оглянувшись, он увидел, что леопард перешел на легкую рысцу, и только тогда швырнул на землю палку с птицами и побежал со всей мочи, направляясь к скалистой гряде в надежде уйти от ужасного преследователя в густом подлеске на нижних склонах. У подножия скалы, где начинались заросли квиана, мужчина повернулся и вскинул лук. Он хорошо понимал, каково иметь дело с раненым леопардом, но сейчас решил, что последний отчаянный шанс спастись — это попытаться ускользать от погони среди кустов и ползучих растений достаточно долго, чтобы успеть всадить в зверя несколько стрел и таким образом либо обездвижить его, либо обратить в бегство. Он прицелился и отпустил тетиву, но руки у него дрожали от страха, и стрела лишь вспорола шкуру на боку леопарда, несколько мгновений болталась там, а потом выпала. Леопард оскалил клыки, с рычанием кинулся вперед, а охотник понесся вверх по склону, не разбирая пути. Под ногой у него крутанулся шаткий камень, и он кубарем скатился обратно. Резкая боль обожгла левое плечо, проткнутое острым суком, а потом от страшного удара у него перешибло дыхание. Он со всего маху врезался в какую-то громадную косматую груду и лежал пластом на земле, судорожно хватая ртом воздух, ничего не соображая от ужаса. Лук мужчина потерял при падении, а когда он с трудом поднялся на четвереньки — увидел, что вся левая рука у него в крови.

На крутом откосе, с которого он скатился, появился леопард. Охотник замер и задержал дыхание, стараясь не издавать ни звука, но из спертых легких вырвался шумный выдох, и зверь по-птичьи быстро повернул к нему голову. Прижав уши, хлеща хвостом, дикая кошка припала к земле перед прыжком. Мужчина ясно увидел изогнутые верхние клыки и на несколько долгих мгновений завис над смертью, как над головокружительной пропастью, на дне которой его жизнь разобьется вдребезги.

Внезапно он почувствовал сильный толчок, а секундой позже обнаружил, что лежит навзничь, уставившись вверх. Над ним, подобно могучему кипарису, стоял на задних лапах зверь — так близко, что явственно слышался запах косматой шкуры. Зверь столь громадный, что оглушенный охотник не сразу понял, что это вообще такое. Подобно тому как солдат, вынесенный без чувств с поля боя, ошеломленно озирается вокруг, когда приходит в сознание, и, заметив сначала кучу мусора, потом двух женщин с вязанками хвороста, потом растопленный очаг, догадывается наконец, что находится в деревне, — так же и охотник увидел сначала когтистую лапу больше своей головы, потом высоченную мохнатую стену в проплешинах глубоких, до мяса, ожогов, потом огромное клиновидное рыло, четко очерченное на фоне неба, и только тогда сообразил, что это, не иначе, какое-то животное. Леопард оставался на прежнем месте, но теперь испуганно съежился, неотрывно глядя снизу вверх на жуткое существо, наверняка буравившее его свирепым взглядом. В следующую минуту исполинский зверь одним ударом передней лапы смахнул леопарда с откоса, и тот, кувыркаясь в воздухе, отлетел далеко в сторону и с треском рухнул в квиановые заросли. С хриплым ревом, поднявшим тучу птиц, косматое чудовище повернулось, чтобы напасть снова. Опускаясь на все четыре лапы, оно задело левым боком о дерево и отпрянуло прочь, рыча и скалясь от боли. Потом услышало, как леопард продирается сквозь подлесок, двинулось на шум и в два счета скрылось из виду.

Охотник медленно поднялся на ноги, держась за раненое плечо. От страха, сколь угодно сильного, порой опоминаешься мгновенно, как пробуждаешься от глубокого сна. Мужчина отыскал свой лук и вскарабкался на откос. Он точно знал, что ему ничего не пригрезилось, но ум его недоверчиво кружил вокруг несомненного факта, будто челн в водовороте. Он видел медведя. Но что это за медведь такой? Откуда здесь взялся? Находился ли уже на острове, когда он пришел сюда по отмели утром, или явился как ответ на его молитву? А может, он сам — когда в полубеспамятстве стоял на четвереньках под откосом — проделал отчаянное иллюзорное путешествие в потусторонний мир, чтобы вызвать оттуда ужасного зверя? Так или иначе, в одном сомневаться не приходилось: откуда бы он ни появился, этот громадный медведь, одним ударом подкинувший в воздух взрослого леопарда, теперь он принадлежит этому миру, облеченный плотью и кровью. И уже не сгинет с лица земли, как не сгинет вон тот воробышек на ветке.