Белый Клинок - Александр Мазин Страница 4

– Воины! – произнес высокий звонким властным голосом.– Готовы ли вы взять свою свободу? – Хозяин Реки говорил на конгаэне. Причем на северном диалекте, не похожем на скороговорку Сарбура [3]или придыхающую речь Южнобережья…

– Готовы ли вы взять свою свободу?

Пленники молчали.

Хозяин Реки повторил в третий раз.

Тогда один из десятников осторожно спросил:

– Что должны мы сделать?

– Биться! – Хозяин Реки вновь оглядел всех девятерых.– Каждый из вас может биться с одним из тех, кто сегодня вступает на путь Соединения. Это – честь для них.

– С одним из… С одним из вас?

Высокий туземец сделал вид, что не заметил интонации вопроса.

– Вот они! – Он указал рукой на группу туземцев по другую сторону огражденной площадки. Их было девять. И за каждым, так же как и за каждым из пленников, стоял еще один человек. Из-за темноты никто из конгаев не мог толком разглядеть своих предполагаемых противников.

– Оружие? – спросил десятник.

– Их оружие – они сами. Вы можете взять свое.

Десятник, верзила с длинными толстыми руками, несколько оживился. До этого он рассматривал слова Хозяина Реки как предложение почетной смерти.

– Нельзя ли побольше света? – поинтересовался он.

– Света? – Просьба удивила высокого туземца.– Факелы?

Конгай кивнул.

Хозяин Реки отдал соответствующее приказание.

– Что еще? – спросил он.

– Пусть принесут мой меч! – сказал десятник.– И учти: мне нужен именно мой меч! Он…

– Тебе принесут твой меч! – перебил его предводитель.– Что еще?

– Что будет со мной, если я сумею победить? – спросил конгай.

Все девятеро пленников, затаив дыхание, ждали ответа.

– Ты получишь свободу! – спокойно сказал высокий туземец. И, после небольшой паузы.– Ты получишь полную свободу. Такую, какой ты ее понимаешь. Мы проводим тебя – и любого, кто победит,– к берегу моря. И там отпустим. Ты согласен?

– Нужно быть дураком, чтобы отказаться,– буркнул десятник.– Меня устраивают условия. Они всех устраивают! Так? – Он обернулся к остальным.

Конгаи ответили дружным согласием. Промолчал один Несмех. Тогда фарангцу показалось: его молчания никто не заметил.

Принесли оружие. Каждому из конгаев вручили его собственный клинок. Четверо, пожелавшие получить кинжалы, получили и их. Солдаты, прицепив к поясам мечи, повеселели. Один Несмех продолжал держать оружие в руках.

Принесли факелы и установили вокруг огражденной площадки. Сразу посветлело. Теперь Несмех увидел лицо говорившего с ними Хозяина Реки. Старик. Но из тех, что до самой смерти сохраняют силу. И лицо его было ничуть не похоже на конгайское. Встреть Несмех такого в Фаранге, не задумываясь, сказал бы: подданный Империи, причем, почти наверняка – северной крови, хольдец или рус.

В свете факелов стали различимы и лица будущих противников. Вот тут и солдатам стало немного не по себе: их соперниками оказались мальчики-подростки, не старше четырнадцати лет.

– Я могу убить своего противника…– сказал десятник. Полувопрос-полуутверждение.

– Проигравший умрет от своей руки или примет медленную смерть! – произнес седовласый туземец.

– О! – только и вымолвил десятник.

– Тот, кто покинет место чести,– продолжал Хозяин Реки,– также умрет медленной смертью! Ты понял?

– Да! – воскликнул десятник. Ему не надо было объяснять, что такое – медленная смерть.– Слава Туру! – воскликнул он и перемахнул через ограждение.

С другой стороны то же самое сделал отрок-туземец. В отличие от тяжело ударившего ногами в каменный пол воина, босые ноги мальчика коснулись опоры совершенно беззвучно.

Худенький, большеглазый и нежнолицый, он едва достигал макушкой подбородка конгая. Но глядел смело.

Десятник опять почувствовал подвох.

– Я не…– начал он, оборачиваясь к седовласому.

Маленькое смуглое тело взметнулось в воздух. Десятник еще успел как-то среагировать: обернуться, выхватить из ножен меч… Он был очень хорошим воином, этот десятник. Но враг его перевернулся в воздухе и с коротким яростным вскриком ударил снизу вверх твердой, как железо, пяткой.

Десятник умер через миг после того, как сломанные носовые кости разорвали оболочку его мозга. Но сердце воина ударило еще трижды. И рука с мечом, взлетев вверх, разрубила воздух лучшим из ударов, когда-либо нанесенных ею.

Восемь оставшихся конгаев одновременно выдохнули воздух. Никто из находившихся в зале Хозяев Реки не издал ни звука.

Юный победитель упал на руки одновременно со взмахом меча конгая и, перекувырнувшись, встал раньше, чем тело воина начало падать. Отрок поклонился всем, затем, отдельно,– седовласому и, даже не взглянув на поверженного им десятника, покинул площадку.

Несмех смотрел на Хозяев Реки, мужчин, женщин. Только что конгай про себя осуждал жестокость, с которой они, как полагал Несмех, обрекли на смерть собственных детей. Теперь же он осуждал их за то, что они обрекли на верную смерть его самого.

– Ты! – сказал седовласый второму десятнику.

Тот не шевельнулся. Стоявший за спиной десятника туземец легонько подтолкнул конгая рукой. Несмеху показалось, что десятник боится, но тот просто выжидал. Уступая убитому соратнику ростом и физической силой, он был более ловок, опытен и отлично владел оружием. Он медлил лишь для того, чтобы увидеть своего противника. И как только один из отроков сделал шаг к барьеру, десятник бросился вперед. Перемахнув через ограждение, воин оказался на площадке мгновением раньше, чем его юный противник. Когда же обутые в кожаные сандалии ноги конгая коснулись камня, в правой руке его уже сверкал меч, а в левой – обоюдоострый кинжал в локоть длиной.

Его соперник, худой длинный подросток, был почти такого же роста, что и десятник. Но, в отличие от защищенного шлемом с опущенным забралом, облаченного в стальную кирасу и наголенники солдата, на отроке была лишь набедренная повязка. И голые руки против меча и кинжала.

Близость отточенной стали к смуглой коже, обтягивающей ребра юного бойца, вызвала у Несмеха внутреннюю дрожь. Чтобы изгнать ее, конгаю пришлось напомнить себе об исходе первого поединка.

Десятник сделал пробный выпад мечом.

Его противник даже не потрудился уклониться.

Тогда конгай отступил на шаг и всем своим видом показал, что намерен лишь ждать атаки.

Несмеху казалось нелепым надеяться, что безоружный подросток кинется на вооруженного до зубов опытного воина.

Десятник ждал. И отрок заколебался. Он предпочел бы встретить атаку, а не начать ее.