Львы Аль-Рассана - Гай Гэвриэл Кей Страница 4

Почти наверняка это была намеренная демонстрация силы Картады. Вероятно, по всему городу ходили воины, получившие приказ оставаться на виду. Она запоздало вспомнила, что слышала, будто принц приехал два дня назад с официальным визитом в сопровождении пятисот воинов. Слишком много солдат для официального визита. С пятьюстами хорошими воинами можно захватить небольшой город или совершить крупный набег через тагру — ничейную землю.

Здесь нуждались в солдатах. Нынешний правитель Фезаны, опирающийся на постоянную армию, был марионеткой Альмалика. Войска наемников находились в городе под предлогом охраны от набегов со стороны государств джадитов или разбойников, бесчинствующих в селах. На деле же их присутствие было единственным фактором, удерживающим город от нового мятежа. А теперь, после пристройки нового крыла к замку, этих вояк станет еще больше.

После падения Халифата, и еще семь лет назад, Фезана была вольным городом. Свобода стала воспоминанием, а гнев — реальностью: до них докатилась вторая волна экспансии Картады. Осада продолжалась полгода, потом однажды ночью, перед наступлением зимы, кто-то открыл Салосские ворота и впустил армию в город, что и положило конец осаде. Горожане так и не узнали, кто этот предатель. Джеана помнила, как пряталась вместе с матерью в самой дальней из внутренних комнат дома в квартале киндатов, прислушиваясь к воплям и крикам битвы и потрескиванию огня. Ее отец находился по другую сторону стен, его наняли картадцы за год до этого в качестве лекаря армии Альмалика. Такова жизнь врача. Снова ирония.

Трупы людей, облепленные мухами, висели на стенах над этими воротами и над пятью другими много недель после взятия города, их запах заглушал аромат фруктов и овощей на прилавках, словно запах чумы.

Фезана стала частью быстро растущего государства Картада. Как до нее стали Лонза, Альджейс и даже Силвенес, с его печальными руинами разграбленного дворца Аль-Фонтана. А потом и Серия, и Арденьо. Теперь даже гордой Рагозе на берегах озера Серрана грозила опасность, как и Элвире и Тудеске, находящимся на юге и юго-западе. В раздробленном Аль-Рассане, где правили мелкие властители, придворные поэты называли Альмалика Картадского Львом.

Из всех покоренных городов именно Фезана бунтовала наиболее яростно: трижды за семь лет. Каждый раз наемники Альмалика возвращались, и русые, и те, что с закутанными лицами, и каждый раз мухи и стервятники пировали на трупах, распятых на городских стенах.

Но в последнее время появилась и другая насмешка судьбы, более тонкая. Свирепый Лев Картады был вынужден признать появление не менее опасных зверей. Пускай джадиты с севера не очень многочисленны и разобщены, но они прекрасно видят открывшиеся возможности. Уже два года Фезана платила дань королю Рамиро Вальедскому. Альмалик вынужден был согласиться с этим, так как хотел избежать риска войны с самым могучим из королей-джадитов, пока сам он наводит порядок в городах своего раздробленного царства и сражается с бандами разбойников, совершающими набеги на южные холмы, и с эмиром Бадиром Рагозским, достаточно состоятельным, чтобы самому обзавестись наемниками.

Пусть Рамиро Вальедский правит обществом неотесанных пастухов и примитивных крестьян, но это также общество, организованное для войны, и Всадников Джада опасно недооценивать. Только военной мощи халифов Аль-Рассана, правивших в Силвенесе триста лет подряд, хватало на то, чтобы покорить большую часть полуострова и удерживать джадитов на севере, а для этого необходимо было совершать один рейд за другим через высокие плато тагры, и не каждый рейд заканчивался успешно.

«Если бы три короля джадитов перестали враждовать друг с другом, брат против брата и оба против дяди, — думала Джеана, — на Льва-завоевателя из Картады, а заодно и на всех мелких правителей Аль-Рассана можно было бы быстро надеть намордник и оскопить их».

Что совсем не обязательно принесло бы пользу.

Снова ирония, с привкусом горечи. Кажется, ей следует надеяться на то, что самый ненавистный ей человек уцелеет. Пусть все ветры несут дождь на головы киндатов, но здесь, среди ашаритов Аль-Рассана, они нашли покой и пристанище. После многих веков странствий по земле, подобно странствиям их лун по небу, это имело очень большое значение. Они платят огромные налоги, связаны бесчисленными ограничениями, но тем не менее могут жить свободно, сколачивать состояния, поклоняться кому хотят, и самому богу, и его сестрам. А некоторые киндаты поднялись очень высоко при дворах мелких правителей.

Но ни один киндат не занимал высокой должности среди детей Джада на этом полуострове. Ее соплеменников вообще почти не осталось на севере. История — а у них была долгая история — учила киндатов, что джадиты могут терпеть их и даже приглашать к себе во времена мира и процветания, но, когда небеса темнеют, когда поднимается грозовой ветер, киндаты снова становятся странниками. Их высылают, или насильно обращают в свою веру, или они погибают в тех землях, где властвует бог-солнце.

Дважды в год отряды всадников с севера приезжали за данью «париас». Фезана дорого платила за то, что находится слишком близко от земель тагры.

Теперь поэты называют триста лет существования Халифата Золотым Веком. Джеана слышала эти песни и стихи. В те исчезнувшие дни, как бы ни раздражала людей абсолютная власть или роскошное великолепие двора в Силвенесе и как бы ваджи в своих храмах ни оплакивали разврат и отход от веры, во время сезона набегов по древним дорогам шли на север огромные армии Аль-Рассана, а потом возвращались с награбленной добычей и рабами.

Сейчас объединенные армии больше не шли на север, в ничейную землю, и если в этих пустынных степях и появятся вскоре многочисленные войска, то более вероятно, они будут состоять из всадников Джада, бога-солнца. Джеана почти убедила себя в том, что даже те последние, бессильные халифы во времена ее детства были символами золотых времен.

Она покачала головой и отвела взгляд от наемников. Следующим в очереди стоял рабочий из каменоломни. Она догадалась о его профессии по слою белой, как мел, пыли на руках и одежде мужчины. И еще она неожиданно распознала признаки подагры по его впалым щекам и по неуклюжей, скособоченной фигуре еще до того, как взглянула на густую, молочного цвета мочу, которую он ей протягивал. Странно, что у него подагра. В каменоломнях обычно страдали от болезней горла и легких. С искренним любопытством она перевела взгляд с флакона на пациента.

Джеана никогда прежде не лечила этого рабочего из каменоломни. Как, собственно говоря, и сына кожевника.

Объемистый кошелек упал перед ней на стол.

— Простите за вторжение, доктор, — произнес чей-то голос. — Могу ли я просить уделить мне часть вашего драгоценного времени? — Легкомысленные интонации и речь придворного странно звучали на базарной площади. Джеана подняла глаза и осознала, что несколько минут назад слышала смех именно этого человека.

За его спиной восходило солнце, поэтому первое его изображение было окружено ореолом света и казалось размытым: гладко выбритое лицо, по современной придворной моде, каштановые волосы. Ей не удалось как следует рассмотреть его глаза. От него пахло духами, при нем был меч. Жителям Фезаны запрещено носить мечи даже в стенах собственного города.