Компас черного капитана - Юрий Погуляй Страница 4

Но я отогнал в сторону предательские мысли. Отлынивать просто нечестно. Это то же самое, что сесть на шеи двоюродного брата и его жены и бездельничать. Вряд ли можно придумать что-то постыднее. А за хорошую работу Боб всегда достойно платит. Отчего очень часто на нашем столе оказываются свежие овощи его фермы.

Честно говоря, я не любил теплицы Боба. Как и не верил ничему, что могло растопить снег. Мне было очень душно среди этих покрытых зеленью грядок, протянувшихся на сотни шагов и опутанных паутиной парящих труб. Я ненавидел тарахтение котла, согревающего ее, и меня угнетал тягучий запах энгу, огромные баки с которой стояли по ту сторону от высоких стеклянных стен. Но больше всего мне была в тягость долгая и кропотливая работа на улице, когда в солнечные дни мне приходилось расчищать купол теплицы.

При этом я понимал, как же мне повезло с добросердечностью Пухлого Боба. Хозяин нашей таверны был добрым, хорошим человеком. Он мог прогнать меня в любой момент из трактира и теплицы — и взять на мое место кого-нибудь из девчонок. Которые уж точно были намного старательнее и аккуратнее меня. Которые бы с радостью пололи, прореживали, окапывали, ровняли, обрезали и поливали все это пахучее буйство природы, которую от вечного льда отделяло лишь несколько слоев толстого, заговоренного шаманом стекла.

Но ни одна из них не была сиротой. И ни одна бы не полезла на промерзший купол, чтобы сколоть лед и очистить стекла от снега.

Однако мне мечталось о другой стезе. В которой не нужно будет гнуть спину и большую часть дня проводить на четвереньках, осторожно стряхивая с себя драгоценную землю и следя за тем, чтобы ни одна крупица не пропала. Но это были неопределенные мечты. Я не хотел быть рыбаком, меня тяготили темные недра недвижимых тягачей, когда мой брат брал меня с собой и мы с мастером Кунцем лазали по холодным палубам. Путь охотника или инструментария мне тоже не нравился. Я не хотел провести свою жизнь у плиты, не хотел обрабатывать металл, я не хотел ничего из того, чем занимались взрослые в деревне. Я хотел чего-то другого… Чего-то необычного. Меня тревожили легенды о Добрых. Но о других местах я, как и говорил, не мечтал и не думал, что мне придется покинуть Кассин-Онг, чтобы присоединиться к великому братству.

Так что работа на ферме была вынужденной мерой, а не призванием. Вы же не можете представить себе, что до конца своих лет копаетесь среди грядок и ничего другого не увидите? И я не мог.

И потому, ковыряясь в земле, всегда думал о чем-то другом.

…Дверь в теплицу открылась, когда я возился с грядками редиса, в душе уже мечтая о том, как доберусь до дома, тихонько прошмыгну мимо обогревающего котла в свою комнату и зароюсь в теплые мягкие шкуры. В первый момент я подумал, что это пришел сам Боб нарвать зелени к столу, ну или еще зачем-то. Однако когда увидел Одноглазого, я обомлел.

Старик осторожно прикрыл за собой дверь, выпустив в прихожую облако пара, и прислонился к ней спиной.

— Доброго дня… — сказал я ему, не зная, как мне называть его и сетуя на свою растерянность. Своего имени он никому не говорил, а меж собой мы его иначе как по прозвищу и не звали. — Боб не любит…

— Здравствуй, мальчик, — улыбнулся он и принюхался. Глаз его заблестел. Несколько мгновений старик просто глубоко дышал, наслаждаясь ненавистными мне запахами.

— Простите… Но Боб…

— Подожди, мальчик, — поморщился он. — Подожди… Я вижу, ты нормальный парень. Работящий, толковый.

Он боялся. Сейчас он боялся гораздо сильнее, чем когда сидел в таверне. Мне даже показалось, будто он дрожит.

— Ты же не старая, пьяная и болтливая развалина, да… — пробубнил Одноглазый и отлепился от двери. Сделал пару шагов ко мне, и я неожиданно попятился. — Не бойся, парень. Не бойся. Тебе не надо бояться.

Он долго и прерывисто вздохнул, а затем повторил:

— Тебе не надо бояться…

Я смотрел на него исподлобья, пытаясь разобрать ту бурю чувств, что испытывал старик. Здесь были и страх, и гнев, и усталость, и отчаяние, и непонятная злость.

Но позади всего я разглядел небольшой огонек радости. Несмотря на все черные эмоции, обуревающие Одноглазого, он чему-то радовался.

— Ты умеешь хранить секреты, парень? — Старик засунул руку себе под ворох шкур, нащупал что-то и коротко улыбнулся. — Настоящие секреты, вникаешь?

Я понимал и поэтому отрицательно замотал головой. Мне не хотелось знать никаких секретов, связанных с Одноглазым.

— Такой хороший парень и не умеешь? — Он облизнулся. Его язык был серым, словно сделанным из камня.

Я вновь мотнул головой и сделал шаг назад.

— Тот пьяный старикан в кабаке сказал мне… Что здесь был человечек с юга. И что он крутился у того дома, где я живу. Это так, парень? Или он пропил последний разум?

Волна его страха почти оглушила меня, в глазах на миг померкло. Меня как будто ударили мягкой подушкой в лицо.

— Так? — с тоской спросил Одноглазый.

Я коротко кивнул.

— Проклятье. Драный демон! — зло прошипел старик. Его взгляд соскользнул с меня и уперся в грядку с редисом. — Драный демон! Я надеялся, что тот дуралей спьяну соврал!

Мне стало страшно. Передо мной вдруг оказался не пожилой моряк, живущий в доме моего покойного отца, а озверевший пират. Хищник, изготовившийся к атаке. Минуту он ворчал, бормоча себе под нос и с силой сжимая что-то на груди.

Все это время я умолял судьбу, чтобы она послала в теплицу Боба, Сансу, Сканди, Глонгу… Кого угодно, но лишь бы тот отвлек обезумевшего старика.

— Ох, парень, не повезло нам с тобой, — неожиданно успокоился он. — Очень не повезло.

— Почему «нам»? — осторожно поинтересовался я.

Одноглазый осклабился, но в нем проскользнула тревога.

— Всем не повезло, парень. Вникаешь? Это скаут был. Маленькая сошка, за которой подтянется рыбина покрупнее. Хе-хе. Не знаешь, кто-нибудь здесь продает ледоход? — неожиданно спросил он. — Боюсь, скоро здесь будет холоднее, чем в преисподней.

— Простите…

— Это плохие люди, парень. Очень плохие люди, вникаешь? И они сделают мне немножечко больно, если найдут меня здесь…

— У нас никто не продает ледоходов, добрый господин, — неуверенно улыбнулся я. Мне очень хотелось прекратить этот неудобный разговор. Перестать чувствовать тьму и зло, бурлящие внутри Одноглазого. По его морщинистому лбу потек пот — все-таки здесь много жарче, чем на улице, а старик все еще был в теплом тулупе.

— Неужели ни один? Я видел два совсем старых ледохода рядом с моим домом. Они точно никому не нужны, а я могу много дать за них, вникаешь? У меня уйма драного черноусового порошка, будь он проклят!

— Это мертвые ледоходы, господин. Их никак не починить, — сказал я. Мне хотелось добавить, что никто в здравом уме не согласится продать свой ледоход. Без ледового корабля у нас никак не прожить. Что, если шаман учует приближение Темного Бога и придется перетаскивать деревню на новое место, а? Кто согласится погибнуть, потому что продал ледоход безумному старику и оказался без защиты перед лицом подледного властелина?