Воля смертных - Александр Прозоров Страница 4

— Тоша вернулась!!!

Почти сразу послышался громкий топот, со всех сторон к Светлой кинулись молодые люди и девушки, обнимая ее, прижимая к себе, целуя в щеки, словно увидели родную сестру после долгой разлуки. Волна радости схлынула только через несколько минут, и тут Маалоктоша внезапно подтянула Варнака ближе к себе и вытолкнула чуть вперед, лаконично сообщив:

— Это Рома. Он хороший.

— Рома, как здорово, что ты к нам пришел! — тут же обняла его плоская как доска девица с длинными черными косами.

— Рома, рада тебя видеть! — чмокнула его в щеку конопатая девчонка лет пятнадцати.

— Хорошо, что ты с нами, Рома, — сжал его в объятиях крепкий паренек спортивного вида, и почти сразу за ним так же стиснул и прижал к себе хипповатый жидкобородый переросток лет тридцати с большими голубыми глазами.

Потом опять обнимали и целовали девушки, уступив наконец место совсем уже взрослой женщине в джинсах и вытертой водолазке. Взгляд у нее был усталый, как у приведенного на бойню престарелого быка, кожа лица серая, а пахла она лекарствами, причем пахла настолько сильно, что выпирающий из пор больничный дух перебивал все остальные ароматы — и одежды, и тела, и дыхания.

— Я рада, что ты пришел к нам, Роман. — Она тоже обняла гостя, но без старания. — Заходи, ищи себе уютное место. Мы как раз собирались пить чай, а потом будет медитация. Ты знаешь, что такое «кундалини»?

— Нет. А еще мое полное имя Еремей, а не Роман.

— А мое — Галина Константиновна, — кивнула она.

— Вы не прошли посвящения? — удивился Варнак. — А мне вы показались здесь старшей.

— Ты не ошибся. Но быть старшей и быть просветленной это совсем не одно и то же. Давай я объясню тебе, как проходит медитация. Она делится на четыре части. Ты ощутишь переходы, когда услышишь музыку. Первая часть — это расслабление. Ты должен отключить разум и делать под музыку те движения, который захочется твоему телу. Так ты достигнешь гармонии с ним и полного расслабления. Вторая часть — это стряхивание с себя негативной энергии, накопившейся за день. Каждый из членов ашрама должен стоять и трястись, чтобы энергия слетела и впиталась в пол, ушла в землю. Дальше идет отдых, когда ты просто лежишь и позволяешь влиться в себя свежей, чистой энергии взамен ушедшей. И, наконец, завершающая часть — это период релаксации, отдых после медитации. После этого мы сможем снова собраться в чайной комнате и побыть вместе.

— Прекрасно, — кивнул Еремей, мысленно прикинув необходимое на все это время. — Я попробую. Возможно, у меня получится.

— Нужно стараться, — ответила старшая ашрама. — Умение чувствовать потребности тела — это очень важные азы на пути постижения законов гармонии и покоя.

Варнак не смог сдержать счастливой улыбки — в этот самый миг Вывей в стремительном прыжке сцапал крупную утку. Теперь он, вместе со своей звериной частью, ощутил, как рот наполняется свежей парной кровью. Разве может быть что-то приятнее и сладостнее, особенно после долгого заключения в мертвых городских трущобах?

— Если это окажется твоим путем, я буду только рада, — сказала Галина Константиновна. — Ашрам всегда рад принять ищущих истину.

Отпущенный женщиной Варнак пошел осматриваться. Ашрам занимал самый обычный дачный домик примерно сорока квадратных метров с верандой и вынесенной в отдельную пристройку кухонкой. Однако, благодаря снятым внутренним дверям, он казался куда просторнее, нежели был на самом деле.

— Это наша чайная комната, — охотно пояснила, пристроившись рядом, конопатая девчонка, пахнущая полынной горчинкой, странной мускусной шанелью и слабым раствором известки, как это бывает при застарелом пристрастии некоторых дам к дезодорирующему увлажняющему мылу. — Мы готовим мало, поэтому оставили только плиту, чтобы чайник кипятить, и стол, за которым все собираемся. А вот это, — указала девушка на веранду и большую комнату, — это помещения для медитаций. Вон та комнатка, которая с дверью, она нашей учительницы. Она там спит, а когда все уходят — убирает туда музыкальный центр. На всякий случай. Ведь ашрам всегда открыт для всех.

— Галина Константиновна ваша школьная учительница? — не понял Варнак.

— Нет, она учитель духовности. Она добрая и заботливая, она создала наш ашрам, и она нас любит.

— А твоя мама знает, куда ты ходишь?

— Не нужно говорить со мной, как с маленькой, а то я могу обидеться, — вскинула нос «конопушка». — Мне уже семнадцать лет, и я вполне взрослая, могу жить, где хочу, даже если родители против!

— Вполне тебя понимаю, — подмигнул ей Варнак. — Я сам больше десяти лет провел там, куда маме очень не хотелось меня пускать.

— Ты сидел в тюрьме?! — округлила глаза девчонка.

— Типун тебе на язык! Я служил в армии.

— Ой, прости! — Она кинулась Еремею на шею, поцеловала в щеку, крепко прижалась ухом к плечу. — Я не хотела тебя обидеть!

— Да я и не обиделся.

— Тогда меня Юлей зовут, — чуть отступила она и взяла его за руку. — Ты молодец, что пришел. Тут хорошо! Ни с кем в нашем ашраме мне не хотелось бы расставаться ни на минуту!

— Но на ночь-то ведь приходится расходиться?

— Зачем? У нас наверху, под кровлей, большой сеновал. Мы всегда там ночуем. И травы самые душистые туда летом собираем. Полынь, лебеду, крапиву. Она, когда высохнет, не жжется и очень сильно пахнет. Ну, и просто еще косим, когда есть где. Зимой, правда, холодно будет там, придется в залы для медитаций перебираться. В них от печки тепло.

— Как же у вас тут хорошо! — громко и искренне ответил Варнак. Он наконец-то выяснил самое главное: здесь есть место для ночлега. И ради этого он готов был изобразить любое «кундалини». Тем более, что и Вывей успел утоптать себе в густом крапивнике, под ветер от спрятанного мотоцикла, уютное логово.

В медитации не оказалось ничего страшного: вместе со всеми прочими сектантами Еремей немного поплясал в стиле «диско», дрыгая ногами, кружась и вскидывая руки, потом минут десять мелко вибрировал всем телом, «сбрасывая негативную энергию», и наконец упал на пол, отдыхая. Или, говоря буддистским языком — «вбирая чистую энергию».

Когда, наконец, зазвучала расслабляющая музыка, перемежаясь с журчанием воды и пением птиц, сектанты стали один за другим подниматься и убредать на кухню. Варнак не торопился. Ему было хорошо: то ли и правда медитация помогла выкинуть из тела что-то нехорошее, то ли он просто по-настоящему расслабился впервые за долгое, долгое время.

На кухонке гудела набитая хворостом печь, тяжело пыхтел большой чайник с длинным изогнутым носиком. Еремей вошел сюда одним из последних, перед мальчиком-переростком и бледной девицей с длинными немытыми волосами.

— Вот мы и стали еще немного чище, еще немного совершеннее и еще немного ближе к гармонии с миром, — воодушевленно произнесла Галина Константиновна. — Давайте возьмемся за руки и еще раз вспомним чудесные мгновения этой медитации, дабы запомнить их и сохранить в душе чистоту и ощущение нашей близости.