Дом последней надежды - Екатерина Лесина Страница 39

…подкуп свидетелей…

…и те, произнесшие свое слово — когда успели-то? — поклявшиеся, что оно правдиво, также будут наказаны…

Я покидала дом Наместника в полусне. Мне хотелось и плясать, и рыдать, и не помню, как вообще добралась до повозки. Спасибо Мацухито и моей оннасю…

Дома я добралась до постели.

Легла.

И просто лежала, глядя в потолок.

Нам причиталась компенсация в две тысячи золотых. Правда, сначала мальчишки должны выплатить немалый штраф и покрыть судебные издержки, сумма которых, подозреваю, исчисляется сотнями лепестков — работа судьи не может стоит мало, но в перспективе…

Матушка будет умнее.

Я закрыла глаза, отрешаясь от зелени, что мельтешила перед глазами.

…наставник.

…магия.

…и суд, подозреваю, не последний на моем веку. И вряд ли последующие будут столь же просты, быстры и справедливы. А потому надо собраться с силами, встать и послать кого-нибудь к переписчику.

Мне нужен Кодекс…

— Госпожа, — девочка принесла поднос с пузатым чайником, — вам стоит выпить… силы вернутся.

На меня она смотрела с таким восторгом, что…

Я его не заслужила.

Я…

Села, сдвинула хрупкую стену, впустив в дом холод и стылый дождь. А потом просто сидела и пила чай, глядя, как на террасе появляются лужи.

Почему-то не отпускало ощущение, что история эта отнюдь не закончена.

А утром принесли разрешение.

Розовый шелк. С полдюжины печатей. Плетеный ларец и…

…и то самое нехорошее предчувствие. Прошлая моя жизнь научила, что ничего-то не бывает даром. И вот попробуй угадай, что попросят взамен.

В храм я все-таки заглянула.

Он был… иным?

Ожидаемо, все-таки если христианство и появилось в этом мире, то отнюдь не здесь. В стране Ниппон, которая стояла у основания божественной горы Нидзасу, верили в иных богов. Вот только вера эта была ненавязчива, а боги… они существовали, но где-то вовне, не спеша вмешиваться в жизнь людей.

Вот и храмы…

Просто были.

…Темнокожий монах, облаченный лишь в набедренную повязку, кормил кошек. Белые, черные и полосатые, пушистые и гладкошерстные, с хвостами и без, совсем юные и огромные, матерые, явно не только кошачьих кровей, кружились, вились, толкались, норовя прикоснуться к ногам монаха. Они лезли на колени, не столько за лакомством, сколько желая потереться о темную руку. И тот щедро дарил ласку всем.

И улыбался.

И мне кивнул, словно доброй знакомой, а в бледных глазах его мне почудился отсвет солнца…

Оно застряло на остром драконьем гребне, расплескав золото и на куцые крылья, и на чешую. Глаза дракона горели алым…

Кто-то ударил в гонг.

Кошка потерлась и о мои ноги, но когда я наклонилась, чтобы погладить ее, зашипела.

Цветущие сливы… если бы они росли в кадках — я видела подобные у соседей, — сочла бы, что деревья просто выгоняют в цвет, но нет, могучие дерева поднимались выше стен, и это было сродни чуду…

Солнцу легко творить чудеса.

Запах ароматных масел.

Благовония.

Ящик, куда я запихнула несколько монет, надеясь, что этого будет достаточно. Я понятия не имела, что делать дальше. А Иоко… кажется, она тоже редко бывала в храме. Правильно, матушка была против общественных храмов, полагая их прибежищем нищих и всякого сброда, который норовит поживиться за счет людей состоятельных…

Муж и вовсе не слишком верил в богов, да и в доме его имелась своя молельня. Было время, когда Иоко приноровилась прятаться в ней, но скоро этот ублюдок понял, где искать жену, а боги… смолчали.

То ли не было их там, то ли не вмешивались они в бытовые ссоры.

Едва слышный вздох заставляет обернуться.

Никого.

Ничего.

Пол из разноцветных кусочков слюды, которые никак не складываются узором, покрыт сетью трещин. Я оставляю сандалии на коврике.

И касаюсь ступней камня.

Теплый.

Горячий даже.

Подземные источники? Моя рациональная часть желала получить простое объяснение, но те, кто был в храме — незримые, но все же удивительно явные, — не спешили помогать.

А дальше что?

Преклонить колени?

Но я не вижу ничего, что напоминало бы алтарь…

Пруд есть.

Темная вода и белые камни. Тонкие веточки неизвестного растения покрыты бледно-розовыми цветами. Желтый листок кружится, и я задерживаюсь здесь надолго, просто наблюдая за тем, как лист этот танцует на камнях.

Дышать становится легче.

Пусть душа Иоко получит свободу. И новую жизнь, желательно счастливую или хотя бы лишенную той боли, которую она уже перенесла со всем положенным по нынешним порядкам смирением.

Они не отвечают за порядки?

Люди…

Пускай. Я протягиваю пальцы и касаюсь шелковой воды, которая спешит обнять их, обдать холодом, потянуть силу…

Мне не жаль.

Дайте ей новую семью, хорошую… чтобы родители любили, чтобы берегли… и муж тоже, если она вновь родится женщиной… и дети… ей ведь хотелось детей… так пусть же исполнятся…

Тепло растекалось по воде, и лист кружился все быстрее, пока вовсе взял и не исчез.

А я поднялась…

Был еще лес колокольчиков. Они просто свисали на тонких нитях, то огромные, тяжелые, вовсе не понятно, как нить их удерживала, то крохотные, с мизинчик.

Серебряные.

И золотые.

И из белого металла — платины?

Медные, чуть тронутые благородной зеленью патины. Бронзовые, с закопченными боками… нити уходили куда-то ввысь, теряясь в сумраке, и создавалась престранная иллюзия, будто колокольчики просто висят в воздухе.

Я трогала то один, то другой, выплетая собственную мелодию, которой, признаюсь, изрядно не хватало гармонии. И как-то вместе с этой недомузыкой уходила тревога.

…страхи мои…

…и надежды… вернуться? Вряд ли выйдет. Я ведь знаю, что там, дома, умерла или умру вот-вот. И что там, если разобраться, я никому особо не нужна. Быть может, поэтому и получилось так легко шагнуть в нынешнюю реальность?

Не хочу гадать.

Я играю.

Я отпускаю птицу надежду, пусть будет свободна и легкокрыла. Поднимайся до неба и до солнца, выше драконьих крыл, превращайся в снежное облако, которое ждут где-то там, на склонах гор. И становись частью нынешнего мира, какой стану я сама…