Наследство золотых лисиц - Мария Николаева Страница 39

Лес, который я с детства знала как свои пять пальцев, теперь казался недружественным и злым. Деревья окружали меня со всех сторон. В какой-то момент я даже подумала, что случилось невозможное – я заблудилась. Но прежде чем я успела запаниковать, искомая тропинка появилась между деревьями. Осталось недолго. Совсем чуть-чуть… и я наконец окажусь дома.

По крайней мере, я не теряла надежды, что этот самый дом у меня пока еще есть.

Чувствуя, как частит сердце в груди, я потерла большим пальцем тонкий ободок дешевого колечка. Мама специально такое подбирала, чтобы оно не привлекало лишнего внимания. Всего лишь простенький амулетик, заклятый на родную кровь… Мертвый амулетик. Мама его дарила для собственного успокоения, чтобы точно знать, что с непоседливым и вечно влезающим в неприятности чадом все нормально. А в результате… Это было бы забавно, если бы не было так горько. Вместо того чтобы успокаивать моих родителей, колечко выбило почву у меня из-под ног.

Мертва. Мама совершенно точно мертва уже дней двадцать. Едва почувствовав изменение в ауре амулета, я кинулась к дядюшкам… Они подтвердили мои опасения, отводя взгляды и путаясь в словах. Род Корвир, кто бы что ни говорил, когда-то был аристократическим, а потому и артефакты, отслеживающие каждого члена семьи, у нас имелись. И если простенькое колечко, зачарованное явно не самым лучшим магом, еще могло просто выдохнуться и прийти в негодность, то старый гобелен с фамильным древом – никогда.

Осознание этого все еще отдавалось болью внутри, но вместе с тем и гнало вперед. Да, маму я уже потеряла, но у меня еще оставалась надежда застать живыми отца, Ози и Нэ. Главное, успеть. Слухи ходили самые разные. Но я убеждала себя, что непременно почувствовала бы, если бы с ними что-то случилось.

Удушливый запах разложения я уловила загодя. Пытаясь избежать обнаружения, я зашла с подветренной стороны, а потому в какой-то момент оказалась полностью окружена этим смрадом. К горлу подступила тошнота, а в глазах потемнело. Жуткое ощущение неправильности, нереальности происходящего не покидало меня ни на секунду. Где-то в глубине души я все еще не верила, что это действительно происходит со мной.

Чувствуя во рту горький привкус, я проскользнула на территорию имения через маленькую калитку для слуг. Зима в этом году выдалась удивительно мягкая. Лишь в самом начале сезона были недолгие заморозки, порадовавшие местных жителей легким снежком. Впрочем, в наших широтах снег выпадал не каждый год, но обычно было все-таки чуть прохладнее. Сейчас же под ногами хлюпала жидкая грязь. И над землей плыл запах крови и разложения. Тут и там мой взгляд натыкался на следы недавних стычек. Верные слуги не покинули своих хозяев и дорого продали свою жизнь. А ведь отец наверняка пытался их убедить покинуть поместье прежде, чем это все начнется…

Мой тихий и чудесный дом, место, где я всегда чувствовала себя любимым ребенком, был осквернен, хоть и казалось, что стены и убранство на первый взгляд совсем не пострадали. И что особенно печально – ничего не изменить. Этот след уже не удастся стереть. Даже если запалить костер и отдать все вокруг на откуп очищающему пламени.

Над конюшней в дальнем углу с жуткими криками вились черные птицы. Я невольно передернула плечами. Представить, что их могло привести туда, было несложно. Окружающий меня смрад говорил сам за себя.

Я сглотнула внезапно ставшую очень вязкой слюну. В последние дни было по-весеннему тепло. И пусть календарь упрямо твердил о том, что зиме еще слишком рано сдавать позиции, природа брала свое. В том числи и в виде этого дикого пиршества под окнами моего родного дома.

Я не хотела туда идти, но ноги сами повели меня в сторону конюшни. Сытые, разжиревшие на пролитой крови птицы внимания на меня обратили не больше, чем на начавший противно моросить дождь. Смрад вблизи конюшни стоял такой, что у меня на глазах навернулись слезы, а желудок, сжавшись в тугой комок, судя по ощущениям, попытался вырваться наружу.

Вырытую вдоль стены яму я заметила не сразу. Она притаилась, спряталась за сухими шипастыми кустами роз…

Я многое повидала… все-таки полжизни провела с дядюшками, работающими частенько в трущобах и всяких злачных местечках. Я видела трупы и раньше, посиневшие, разбухшие от жары или влаги, тронутые бурыми пятнами разложения и со следами трапезы диких зверей… Так уж получилось, что профессия, которую я выбрала себе, не для слабонервных. Впрочем, от всех этих ужасов и зверств я давно научилась абстрагироваться.

По крайней мере, мне так казалось. Все-таки увидеть кого-то незнакомого, кому не посчастливилось украсить своими кишками узкий проулок за портовой таверной, совсем не то же самое, что взглянуть на искаженное предсмертной мукой лицо старого дворецкого, который украдкой угощал тебя цветными леденцами после осенних ярмарок.

В ужасе отшатнувшись, я по-детски зажмурилась. Пусть я всего-то и кинула один быстрый взгляд… но картинка отпечаталась в сознании намертво. Тела, далеко не все целые, были грудой свалены в наскоро вырытую яму. Там были и родители… Мама в почерневшей от засохшей крови кожаной куртке, похожая на павшую деву-воительницу из северных легенд. Ее тело было почти рассечено надвое. Увидеть ее такой было горько. Но она хотя бы погибла сражаясь…

Отца и Ози явно брали живыми. Потому что с таким показательным безразличием оформляют лишь места казней. В империи очень жестокое наказание за измену. Я знала это всегда, но увидеть расчлененные останки любимых и близких оказалась не готова. К горлу подкатила тошнота. Я пыталась отогнать от себя сто лет назад заученный порядок проведения казни – и не могла. Страницы кодекса стояли перед глазами. Сначала изменников душили, не до конца, но так, чтобы воздух сквозь сжатое горло прорывался со свистящим хрипом. Сознание жертвы расплывалось и таяло, но уплыть окончательно ему не давали. Потом им отсекали руки – как каким-то ворам, пойманным на краже! И лишь после этого палач сносил голову.

Мерзкое кровавое зрелище.