Хроники искателей миров. Стеклянное проклятие - Томас Тимайер Страница 39

– Здравствуй, мой мальчик!..

Юноша застыл как вкопанный. Голос звучал очень близко. А уж если быть точным – прямо у него в голове.

– Как хорошо, что ты пришел сюда! Я уже почти потерял надежду увидеть тебя снова.

У него перехватило дух. После блужданий в саванне Оскару удалось убедить себя, что все это чистый бред, связанный с перенапряжением и жарой, но теперь сомнений не оставалось: чужой голос действительно существовал.

Элиза мгновенно почувствовала неладное. Она подошла к нему и обняла за плечи.

– С тобой все в порядке?

– Я… я не знаю. Немного голова кружится.

Женщина помогла ему спуститься на несколько ступеней вниз по лестнице.

– Ты, должно быть, немного перегрелся. Присядем?

– Спасибо, нет, – пробормотал мальчик. – Все хорошо. Мне бы глотнуть воды…

Элиза протянула ему флягу. Оскар отпил и вернул ее женщине.

– Уже лучше, – успокоил он Элизу. – Какое-то короткое помрачение. Мне почудилось, что я слышу чужой голос.

– Голос? – Элиза нахмурилась.

– Хоть это и звучит глупо, но могу поклясться, что со мной только что кто-то говорил. Нет, не думаю, что мне показалось, потому что голос звучал совершенно отчетливо.

Элиза оглянулась.

– Ты прав, – шепнула она. – Я тоже кое-что слышала.

– В самом деле?

Женщина кивнула.

– Только это был не голос, а, скорее, мелодия. Я постоянно слышу этот напев с тех пор, как мы угодили в песчаную бурю.

Оскару стало не по себе. Если Элиза тоже что-то слышит, значит, дело вовсе не в его расстроенном воображении.

– Но что это такое?

– Не знаю. Знаю только одно: мы должны быть предельно осторожными. Здесь что-то не так. Я ощущаю постороннее присутствие. Мне не известно, человек это или животное, но настроено оно к нам далеко не дружественно.

– Кажется, я знаю, что это такое, – голос Гумбольдта донесся словно издалека. Ученый стоял у врат храма, пристально разглядывая странный камень. – «Стеклянное проклятие», которое также известно как «Небесный Огонь», или «Глаз Медузы». – На губах у него заиграла таинственная улыбка. – Камень из глубин космоса!

– Тот самый метеорит, который упоминает Беллхайм! – догадался Оскар.

Гумбольдт кивнул.

– О нем сложены десятки легенд. Я и не предполагал, что он существует на самом деле. А еще меньше я ожидал, что мы на него наткнемся. Только когда я ознакомился с записями Беллхайма, у меня появились некоторые догадки и подозрения. Но мне не хотелось слишком обнадеживать вас, поэтому я до поры до времени помалкивал.

– Что же это за легенды?

– Примерно десять тысяч лет назад Северная Африка была зеленой и плодородной. Там, где сегодня находится самая большая пустыня Земли, Сахара, простирались обширные озера, устремлялись к морю полноводные реки, а среди густых трав бродили громадные стада антилоп, жираф, слонов, которые сопровождали львы, гепарды и гиены. Но однажды небо разверзлось, и с него что-то упало на землю – примерно там, где сегодня располагается Алжир. С тех пор все изменилось. Дожди иссякли, озера и реки высохли, земля потрескалась от засухи. Первыми погибли животные, за ними последовали люди. Выжить удалось только самым сильным, воинственным и жизнеспособным племенам. Вся Северная Африка превратилась в горячее песчаное море. – Гумбольдт сделал глоток воды и продолжал: – Теллем были выходцами из Сахары, ее коренными жителями. Каким-то образом они установили, что причина грандиозной засухи, растянувшейся на целые столетия, заключается в необычном камне, упавшем с неба. Теллем отыскали его, выкопали из песка и увезли как можно дальше от их родины, в надежде, что уж теперь-то Сахара возродится. Камень был поднят высоко в горы, чтобы он больше не смог никому навредить, но Сахара так и осталась пустыней. Зато сами теллем заплатили за свой отважный поступок страшную цену: камень изменил их природу. Он высосал из них жизнь и превратил в безвольных рабов. В марионеток, способных по желанию менять обличье. Они стали так называемыми «стеклянными людьми», – при этих словах ученый многозначительно взглянул на Оскара. – Теперь-то вы понимаете, что после происшествия с Беллхаймом я не смог бы успокоиться, не докопавшись до сути случившегося.

– Значит, именно эта штуковина изменила Беллхайма? – Оскар с отвращением покосился на зеленый монолит внутри храма, который будто бы стал причиной возникновения грандиозной пустыни. Это, конечно, нелегко представить, но ведь потусторонний голос и загадочную мелодию он слышал наяву. – Думаю, нам стоит вести себя поаккуратнее и семь раз подумать, прежде чем что-либо предпринять по отношению к ней.

– Согласен, – Гумбольдт окинул своих верных спутников твердым взглядом. – Никто из вас ни в коем случае не должен входить в это здание. Это касается и тебя, Вилма. Никаких попыток проникнуть туда. Даже если все эти истории лишь на полпроцента правдивы, этот камень крайне опасен.

Вынув из кармана записную книжку Беллхайма, ученый раскрыл ее.

– Я провел немало часов, пытаясь собрать воедино части этой мозаики. Многое мне до сих пор не ясно, но в одном я уверен: Беллхайм здесь побывал. Он входил в храм и вышел из него другим человеком. Его личность, его мысли, даже его почерк полностью изменились. От того открытого и сердечного парня, с которым мы учились в университете, ничего не осталось. Даже его записи стали отрывочными, а мысли спутанными. Если сравнить заметки, сделанные до и после посещения храма, в глаза бросается масса различий. Он позабыл грамматику, начал неверно употреблять самые распространенные слова. Такое впечатление, что он вел дневник лишь для того, чтобы никто не заподозрил, что в оболочке его тела поселилось какое-то совершенно иное существо.

Последние слова потрясли Оскара. Он вспомнил о своей руке, пострадавшей в столкновении с Рихардом Беллхаймом.

– Как же нам теперь быть? – спросил он, едва сдерживаясь, чтобы окончательно не запаниковать.

– Прежде всего – осторожность и еще раз осторожность, – Гумбольдт сбросил с плеча сумку, снял с пояса шпагу и положил рядом с собой. – Штука, которая способна превратить благодатный край в пустыню, способна и на многое другое. – Он открыл сумку, извлек оттуда несколько небольших металлических контейнеров с герметичными крышками, шпатель и пинцет. Все это он разложил на расстеленном носовом платке.

Оскар не понимал, зачем отец это делает. Ему хотелось одного – поскорее убраться отсюда. И храм, и весь этот заброшенный город, построенный неведомым народом, действовали на него очень странно. Элиза и Шарлотта тоже нервничали.

Сохранять спокойствие удавалось только Гумбольдту. Прихватив свою трость, он поднялся.

– Ждите меня здесь.

С этими словами он переступил порог храма. Возможно, это был всего лишь обман зрения, но Оскару почудилось, что зеленый монолит слегка запульсировал. Свет под сводами храма стал как будто ярче.