Целительница - Надежда Волгина Страница 39

Стройная девушка сидела возле постели умирающей. Она теребила кончик русой косы, перекинутой через плечо, и временами тихо всхлипывала и озиралась по сторонам. В избе было темно и грязно. С низкого потолка свисала паутина. Солнечные лучи едва пробивались в маленькое мутное окошко и тускло скользили по деревянному давно немытому полу. Один угол в комнате был сплошь увешан иконами. Лики святых в полумраке казались девушке монстрами, поджидающими, когда жертва останется одна. К углу был придвинут стол, на котором горела одинокая толстая свеча. Многочисленные наплывы превращали и ее в бесформенное чудовище. Пламя извивалось и громко потрескивало, временами резко вспыхивая и заставляя девушку вздрагивать всем телом.

Древняя старуха, что лежала на кровати, заворочалась и громко закашлялась. Кашель ее был похож на карканье старого ворона. Девушка поежилась и хотела отодвинуться, но не решилась еще сильнее зашуметь. Она лишь с плохо скрываемым отвращением и страхом смотрела на сморщенное лицо и костлявое тело под тонким покрывалом.

Жилистая рука с крупными шишками на пальцах резко выпросталась из-под одеяла и схватилась за подол сарафана. Девушка едва сдержала крик, чувствуя, что находится на гране потери сознания. Так страшно ей еще никогда не было. Казалось, даже в комнате потемнело еще сильнее, и свеча начала потрескивать еще неистовее.

Старуха что-то пробормотала. Но звук ее голоса больше напоминал скрежет ржавого железа.

— Что, бабушка? — решилась переспросить девушка, рискнув склониться над ней и перебарывая приступ тошноты.

— Наклонись ближе, — различила она в негромком хрипе.

Девушка никак не решалась последовать просьбе, как загипнотизированная смотрела на страшное лицо, изъетое глубокими морщинами. В этот момент она ненавидела всех — матушку, что напугалась разговоров в деревне и отправила ее к умирающей старухе, отца, которому плевать было на дочь, братьев… их вообще не интересовало ничего, кроме охоты.

— Иди, доча. А иначе худо будет нам всем, — уговаривала ее мать. — Не должна такая силища бродить по деревне. Вреда от нее будет много, всем нам. Да и Марфа призывает тебя уже давно.

— Матушка, не губите, — взмолилась девушка. — Ведь сгину я там, недобрая она.

— Тебе она вреда не причинит, да и отходит уже, силы не те… Кончился век ее, видать. Исполни ее последнюю волю, да сними грех со всех нас, что боялись и ненавидели колдунью.

— Тише, матушка! А ну как услышит.

— Да чего уж там… боялись ее все, — упрямо твердила мать.

— Но почему я? — взмолилась девушка.

— Зовет она тебя, да и родственница ты ей по отцовской линии…

Окно задрожало под порывом сильного ветра, и сворки с грохотом распахнулись. Свеча потухла, лишь черный столбик дыма взвился под потолок.

— Наклонись, кому велено! — что есть силы выкрикнула старуха и даже приподнялась чуть-чуть. Но потом сразу же обессиленная упала на подушку. — Не боись, не обижу. Силой тебя невиданной награжу.

Девушка собрала всю силу в кулак и заставила себя наклониться еще ниже, молясь, чтобы поскорее это закончилось. Старуха протянула к ней руки и обхватила голову, сдавливая с двух сторон. Почти слепые глаза, закрытые бельмами, уставились на нее, проникая в самую душу. Холодный туман подбирался к ногам и поднимался все выше, окутывая тело. Ветер свистел в комнате, сотрясая весь дом. Сквозь его гул девушка разобрала приглушенные бормотания, но не поняла ни слова. А потом все резко стихло, лишь створка окна билась о стену, как умирающая птица крылом — все тише и тише.

Старуха дернулась в последний раз и затихла, руки упали на покрывало. Отошла, догадалась девушка. Страх парализовал ее. Какое-то время она смотрела на мертвое лицо, замечая, как постепенно оно разглаживается, становится умиротворенным, почти довольным. Нужно бежать отсюда, мелькнула в голове мысль. Она вскочила, так что стул опрокинулся, и бросилась из избы, оставив дверь нараспашку. Бежала, пока хватало сил, насколько позволяло дыхание. На опушке леса остановилась и упала в мягкую траву. Сколько лежала там, не помнила, только свечерело уже, как поднялась и направилась к отчему дому.

— Тосенька, постой, куда же ты? — рослый парень преградил ей путь и схватил за руки. — Аль не видишь меня?

— Уйди, Петр, не до тебя мне сейчас. Да и нельзя нам больше… грязная я, — не глядя на него, ответила девушка, вырывая руки. — Не подходи ко мне более! — и пошла дальше, не оборачиваясь.

— Тосенька! — крикнул он ей вслед, но голос его потонул в тумане, что наполнял голову девушки, лишая слуха.

Присниться же такое! Вера в который раз прокручивала в голове страшный сон, пока готовила завтрак. Она старалась не шуметь, чтобы не разбудить Макса, который все еще сладко спал. Как кино посмотрела, честное слово. И так девушку жалко, бедняжку. Мало того, что свидетелем такой смерти стала, так еще и силу какую-то ей навязали, прям как Вере.

Вера остановилась, как вкопанная, пораженная внезапной мыслью. Как обращался к ней во сне парень? Тосенька? Тосенька, Тоня, Антонина… Уж не бабка ли ей снилась? Уж не фрагмент ли она ей своей жизни решила показать?

Вера вышла во двор и взглянула на небо, словно оттуда ждала подсказки. Но ничего, кроме облаков, не увидела. Погода испортилась, того и гляди пойдет снег или дождь. Краем глаза увидела Никиту, как тот выходил из сарая с огромным ящиком. Но даже внимания на нем не заострила и не поздоровалась. Правда, со злорадством подметила, что его ее поведение удивило. Так тебе и надо, грубиян чертов, монах недоделанный! Думаешь, свет клином на тебе сошелся?

Случайно хлопнула дверью, когда возвращалась в дом.

— Ты чего это подскочила в такую рань? — недовольно заворочался Макс на своей кровати.

— Не спится что-то. Да и не так уж и рано. Вставай давай, соня! Я уже завтрак приготовила, — Вера подбежала к кровати и принялась стаскивать с Макса одеяло, которое он крепко держал. Как ни странно, настроение у нее было отлично. Наверное, все-таки сон сыграл свою роль. Осознание, что не одной тебе приходится тяжко, иногда помогает. И не случайно бабка Антонина рассказала ей о себе.

Шуточная потасовка закончилась тем, что Макс повалил Веру на себя, а потом и вовсе перевернул и прижал своим телом. Они одновременно замерли, поняв, что ситуация перестает быть невинной и подкрадывается интимность. Лицо Макса находилось в опасной близости от Вериного, и в его глазах она увидела ответное желание поцеловать ее.

— Пусти, раздавишь, — деланно засмеялась она, отталкивая его. Поддаться еще раз слабости и уступить своим желаниям она не позволит. С нее хватит! И так головная боль еще будет долго ее мучить.