Свобода выбора - Анатолий Дубровный Страница 39

Адмирал задумался, а воспользовавшийся паузой в разговоре Тоши и Макарьева, Куроплаткин стал снова говорить девушке комплименты. Морского министра настолько увлекла сама мысль о возможности атаки вражеского флота аэропланами (при этом свои корабли оставались вне зоны досягаемости огня вражеских орудий), что он, не обращая внимания на своего коллегу из сухопутного ведомства (перебив того на полуслове), обратился к Тоше:

– Но если и вражеский флот будет располагать такими же кораблями-матками аэропланов, то тактика морских сражений в корне поменяется! Броненосцы будут совсем не нужны! С аэропланов их выбьют в первую очередь, не дав даже вступить в бой!

Обсуждение этой для адмирала животрепещущей темы продолжалось ещё некоторое время, потом насытившийся флотоводец предложил перейти в курительный салон и там продолжить разговор. Адмирал тут же был обвинён генералом в неуважении к дамам – пригласить столь очаровательных девушек в курительный салон! Макарьев долго извинялся за свою бестактность, и Атиша, пожалев адмирала и видя, что эта беседа интересна Тоше, предложила пройти в дамский, или как его ещё называли – музыкальный салон. Дамским называли его не потому, что там собирались только дамы, были и их кавалеры, но там не курили и был рояль, на котором собравшиеся музицировали. За девушками и их временными кавалерами увязались и Замойский с Футоркиным.

В салоне Атиша заскучала, впрочем, как и Куроплаткин, военного министра совсем не интересовала тема оживлённого разговора его морского коллеги и Атоши. Куроплаткин продолжал говорить комплименты скучающей Атише, но делал это без прежнего пыла, как-то вяло, было видно, что бравый кавалерист выдохся. Атиша обратила внимание на двух поручиков, скромно примостившихся в углу, вернее, на Футоркина и даже не на него, а на его музыкальный инструмент:

– Господин поручик, а вы умеете играть на этой гитаре или взяли её для представительства и теперь уроните её, как ваш товарищ бутылку?

Футоркин даже обиделся, на гитаре он играл более чем хорошо, почти профессионально. Он взял несколько аккордов, а Замойский, сам-то он играть на гитаре, да и любом другом музыкальном инструменте, не умел, но, видимо, желая отыграться за всё, что пережил в этот вечер, подзадорил своего товарища:

– Давай, Арсен, покажи, как умеют офицеры гвардии!

Пальцы Футоркина быстро пробежали по струнам, и полилась мелодия, поручик не только играл, а ещё и запел. Тихий, красивый голос рассказывал о несчастливой любви юного офицера к прекрасной, но холодной и жестокой красавице. Это был один из салонных романсов, достаточно заезженных, но исполнялся он с душой, под виртуозный гитарный аккомпанемент. Атиша оценила не столько текст, сколько исполнение и, когда Футоркин закончил, она потребовала:

– Ещё! Или вы больше ничего не знаете?

Поручик снова обиделся и постарался показать себя с лучшей стороны, Атиша жадно слушала, она-то не знала всех этих песен, сейчас запоминала слова и мелодии. В отличие от своей сестры, не умевшей играть на музыкальных инструментах, Атиша, в силу своего происхождения, умела играть на любом, а уж на струнных… Вряд ли нашелся виртуоз, что смог бы сыграть лучше. Девушка протянула руку, взяла у Футоркина инструмент и заиграла сама, эта была мелодия последней песни, девушка её и запела. Хоть как ни хорошо было исполнение Футоркина, Атиша превзошла поручика на голову, а возможно и на две! Это в игре на гитаре, а пение, вообще, не шло ни в какое сравнение. Девушка сидела спиной к одному из входов в салон и пела, аккомпанируя себе на гитаре. У Замойского стали круглыми глаза, и он вскочил, порываясь что-то сказать, но, так ничего и не сказав, сел на место. Тоша повернулась к тому входу (это всё-таки был вагон и его можно было пройти насквозь) и увидела всю императорскую семью. Сам император сделал жест рукой, мол, сидите, не обращайте на меня внимание. Видно, растерявшийся Замойский хотел подать команду, которая подаётся при появлении старшего по званию, «Господа офицеры!». Но Император его остановил, Тоша тоже не стала ничего говорить, тем более что в салоне присутствовали старшие по званию – военный и морской министры. Император и его семья тихонько расселись по свободным местам и тоже стали слушать. Атиша спела ещё несколько песен, она ничего не придумывала (так как не знала местных песен), просто повторила то, что ранее слышала от Футоркина. Когда Атиша закончила, наступила тишина, слушавшие девушку молчали, словно боясь нарушить ту атмосферу, что возникла во время пения. Атиша со словами благодарности протянула гитару Футоркину, тот восхищённо выдохнул:

– Это невероятно! Так сыграть на этом инструменте, а спеть… так, наверное, поют только ангелы в небесах!

– Да, гитара расстроена, – хмыкнула Тоша, замечание Футоркина вызвало у неё улыбку. Она, чуть склонив голову, смотрела на свою сестру, и Атиша, поймав этот взгляд, улыбнулась в ответ – во взгляде Тоши была гордость и восторг. Гордость за сестру и восторг ей же адресованный.

– А вы нам сыграете? – спросил Макарьев у Тоши, та покачала головой:

– Я не умею, так как моя сестра, мои таланты лежат в другой плоскости…

– Фюзеляж и плоскостя, а как же, наслышаны – первым делом аэропланы… – хмыкнул один из присутствующих, которых собралось много, привлечённых пением Атиши. Атоша повернулась к сделавшему это замечание и улыбнулась:

– Не только это, есть и другие умения.

Смельчак или шутник, дополнивший высказывание девушки, поперхнулся, что-то в её взгляде было пугающее до дрожи: так смотрит хищный зверь на свою жертву. Не просто жертву, а уже обречённую жертву, которая понимает, что уже не спастись! Это почувствовали все окружающие, сидевшие рядом с шутником, постарались от него отодвинуться. Напряжённую тишину, возникшую после слов девушки, разрядила Атиша:

– У моей сестры действительно большой талант, и его хорошо развили, но она старается не показывать, что умеет, – произнеся это девушка непроизвольно глянула на синяк, наливающийся под глазом у Замойского. Выворачивая ему руку, Тоша успела ещё и ударить, да так, что увидеть это не смогли находившиеся рядом ни Атиша, ни Футоркин. О том, что удар был, свидетельствовал появляющийся синяк. Взгляд Атоши отследил граф Ридерикс (не только он) и вопросительно поднял бровь. Синяк заметил и Куроплаткин, прямо спросив у поручика:

– Когда же вы успели, господин поручик? В ресторане этого украшения у вас ещё не было!

Тоша тихо пояснила, только так, чтоб слышал министр двора:

– Отсроченный удар, его последствия появляются не сразу.

– Смертельный исход возможен? – быстро спросил Ридерикс, Тоша обворожительно улыбнулась:

– Смотря как ударить.

– Опасный вы человек, – произнёс министр двора и под ревнивым взглядом морского министра наклонился и поцеловал Тоше руку. Морской министр так же, как и военный, целовал руки императрице и её дочкам (Ридерикс этого не делал, так как пришёл с ними). Когда всеобщее целование рук закончилось (к министрам присоединились и присутствующие в салоне офицеры, воспользовавшиеся неформальной обстановкой, не целовал только Замойский, чтоб не отсвечивать своим синяком), одна из дочерей императора попросила: