Замок на Вороньей горе - Андрей Васильев Страница 39

— Башка гудит, — пожаловался Фюнц, моргая. — Эраст, а это неплохая идея насчет герцога. Может, и вправду отписать ему письмо? Все-таки обидно — какое-то быдло меня — и кулаком. Жалко, Труди умерла, наверняка ее отец с местным герцогом в дружбе был.

— Анри, ты болван, — просипел Гарольд, держась за горло, на котором уже появились синяки от пальцев кузнеца. — По идее мы бы и без всякого герцога могли перерезать этот вонючий Кранненхерст целиком, если позвать всех остальных наших из замка. Что они со своими вилами и топорами сделают против клинков? Пришли бы ночью и всех их, как волк — овец. Но нам тут еще жить и учиться, я надеюсь. Жрать мы чего будем? Где малышка Агнесс себе одежду купит? Хотя кузнеца этого я потом прирежу непременно, когда учеба к концу подойдет. Или повешу, что правильнее. Не хватало еще об него сталь марать.

— Вас одних оставить нельзя, — печально сообщила нам Флоренс. — Сразу же найдете приключения на свои головы.

— Я бы сказала: задницы. — Аманда повертела головой. — А что, покушать вы не заказали?

— Корчмарь! — хрипло гаркнул Гарольд. — Где мое вино, в последний раз спрашиваю? И девушкам неси поесть. Телятину с овощами неси. Да, вот еще что. Господа, сегодня едим за мой счет. Я чуть не испортил нам этот день и, по справедливости, должен это хоть как-то возместить.

— Разумно, — согласился с ним я.

— Эраст, с тобой отдельный разговор. — Гарольд очень внимательно посмотрел на меня. — Ты сегодня спас мне жизнь. Этот негодяй меня точно удавил бы, даже не сомневаюсь.

Он встал и протянул мне руку. Я инстинктивно сделал то же самое — поднялся с табурета и пожал ее.

— Я, виконт Гарольд Монброн, второй сын маркграфа Алоиса Монброна, даю тебе слово, что при первой же необходимости верну тебе долг крови, но не буду считать его возвращенным до конца своих дней. Ты всегда будешь не гостем, но хозяином в моем замке, мои дети и внуки всегда будут рады помочь твоим потомкам, если, конечно, у нас таковые будут, учитывая, какую стезю мы выбрали. Мой клинок и моя жизнь — ты вправе располагать ими всегда. Как, впрочем, и моим кошельком, хотя это такие мелочи, о которых можно и не говорить. Да, и еще — у меня подрастает дюжина сестриц, так что можем даже породниться. Мой отец не знает, куда их девать в таком количестве… Только имей в виду — они редкостные дуры, да простят меня боги за подобные высказывания о собственной семье. Господа, вы свидетели моим словам.

Я даже не знал, как на это реагировать, но, судя по лицам присутствующих, произошло что-то весомое. Видимо, подобные слова имели определенный вес в том обществе, куда я случайно попал.

— Рад тому, что мне удалось стать другом такому благородному дворянину, как вы, виконт Монброн, — тщательно подбирая слова, ответил ему я. — Равно как рад, что дружу со всеми вами, господа и леди.

— Да, леди я сейчас еще та. — Агнесс закуталась в плащ так, что наружу торчал только ее покрасневший носик. — В этой вонючей дохе, с немытой головой, прической «воронье гнездо» и обломанными ногтями.

— «Воронье гнездо»? — Гарольд засмеялся. — Недурственный каламбур, мистресс де Прюльи. Эта прическа имеет шансы стать титульной для всех девушек из Вороньего замка, так что ты, по факту, теперь законодательница мод.

— Пустозвон, — чихнула Агнесс, но по ее голосу было понятно, что она улыбается.

— Вино. — Йоганн поставил на стол три бутылки из темного стекла и деревянные кубки. — Сейчас будет жаркое и пиво.

— Супу принеси какого-нибудь, пожирнее и погорячее, — приказала ему Аманда. — И побыстрее. И подогретого вина со специями.

— Эта. — Йоганн криво улыбнулся. — Такого не держим. Вина, стало быть, со специями, да еще и подогретого. Ежели желаете, могу сбитень подать.

— Этого напитка я не знаю, — вздохнула Агнесс. — Ладно, обойдусь тем, что есть.

— Хочу выпить за вас, господа. — Гарольд умело разлил вино по кубкам и отсалютовал трем нашим помятым приятелям. — Вы показали себя в этой потасовке как истинные дворяне. Никто из вас не струсил, а то, что нам не повезло, так случается всякое. Бывает, что ты, а бывает, что тебя. Дамы, прошу прощения, но по-другому здесь не скажешь. И выпьем!

Собственно, это последнее слово и осталось у меня самым ярким воспоминанием из всего застолья, поскольку оно звучало чаще других.

А еще мне запомнилась обратная дорога, уже в ночи. Морозец щипал щеки и нос, луна, большая и круглая, болталась на небе как огромный желтый фонарь, Агнесс то и дело чихала, закутавшись в свою новую одежду, а Гарольд где-то впереди горланил развеселую песню про какого-то древнего короля-выпивоху, который не боялся никого, кроме своей жены.

Но при этом он был почти трезв и не снимал руку с эфеса шпаги. Не один я, стало быть, заметил, как на нас таращился родственник кузнеца.

Что до меня — я шел позади всех с Амандой и невесть с чего объяснял ей, как ее глаза с первого же дня захватили в плен мое сердце и что теперь мои жизнь и рассудок целиком в ее маленьких прелестных ручках. Ради правды, я в себе такого красноречия раньше не замечал, поскольку ухаживания за противоположным полом в моем квартале были не такими замысловатыми и, как правило, сводились к передаче девушке двух медяков до исполнения мужского желания и одного — после. Сам я, правда, такого никогда не делал. Не из-за брезгливости, просто у меня сроду не водилось лишних медяков.

Надо заметить, что Аманда слушала меня внимательно и поглядывала в мою сторону вполне благосклонно, в отличие от Флоренс, которой это почему-то очень не нравилось. Она это показывала всем своим видом и уже у входа в замок громко сказала, повернувшись к нам:

— Посмотрим, как ты запоешь, барон фон Рут, когда протрезвеешь.

— Это его дело, что он мне скажет завтра, и скажет ли вообще что-то, — отчеканивая каждое слово, ответила ей Аманда. — А если тебя так раздражает то, что раз в кои-то веки кто-то не купился на твои кудряшки и кукольные глазки, то держи это при себе, хорошо?

— Что? — Даже в темноте было видно, как запунцовели щеки Флоренс. Она засмеялась, но этот смех мало напоминал настоящий. — Ты — и я? Да такое в кошмаре не приснится! Я — и девочка, больше похожая на мальчика!

Честно говоря, я не знал, куда себя деть. Вроде бы уйти неудобно — в каком-то смысле я и есть причина конфликта, но и слушать это все было очень неприятно. Хотя, сдается мне, спорящие девушки про меня уже забыли.

Спас меня Гарольд. Допев последний куплет, редкостно похабный, он заметил, что его больше никто не слушает, а все смотрят на развивающийся конфликт, и принял единственно верное решение.

Он подошел к нам, ухватил меня за рукав и потащил за собой, приговаривая:

— Оно тебе надо, все эти бабские дрязги? Нашел, где уши развешивать.

Да еще и напоследок сообщил подбоченившимся девушкам, которые, казалось, вот-вот вцепятся друг в друга:

— Если драка будет настоящей, я ставлю пять золотых на Аманду. Она отменно орудует кинжалом.